Красный гаолян

Мать не решалась посмотреть в измождённое лицо братишки, у неё не осталось слов, чтобы его утешить. Обещания, которые мать давала маленькому дяде день и ночь напролёт, не сбылись, припозднившиеся с приходом дедушка с бабушкой заставили мать врать дяде и самой себе. Еле слышный звук гонга на земляном валу давно уже затих, в деревне даже собаки не лаяли. Мать поняла, что родители либо погибли, либо их угнали японские черти. Глаза зачесались, но слёз больше не было. Глядя на несчастного братишку, она повзрослела. На какое-то время она позабыла о своих физических страданиях, положила братика на кирпичи, а сама встала и оценивающим взглядом осмотрела стену колодца. Разумеется, стена была влажной и густо поросла мхом, однако нельзя было употребить его в пищу или утолить им жажду. Мать присела на корточки, потянула один кирпич, потом второй. Кирпичи были увесистыми, словно бы пропитались водой. Из щели между ними вылезла ярко-алая сколопендра, перебирая многочисленными тонкими ножками и потряхивая головой и хвостом. Мать отпрыгнула, а сколопендра на её глазах развернула два ряда ног, от которых рябило в глаза, подползла туда, где сидела жаба, нашла щель и юркнула внутрь. Мать не рискнула больше трогать кирпичи, но не отважилась и садиться, поскольку вчера утром произошло кое-что неприятное и мама осознала, что стала женщиной.

После того как я женился, мама рассказала моей жене, что первые месячные у неё начались, пока она сидела в сыром и холодном колодце; жена пересказала это мне, и я проникся сочувствием к матери, которой было тогда пятнадцать лет.

Оставалось только надеяться на ту самую грязную лужу, в которой отмокала жаба. Уродливое существо внушало маме страх и отвращение, однако эта безобразная тварь оккупировала лужу. Нестерпимая жажда и то, что братишка из-за нехватки воды постепенно угасал, заставили мать снова подумать об этой луже. Со вчерашнего дня ничего не изменилось, за такое долгое время жаба не сдвинулась с места, сидела всё в той же позе с таким же грозным видом, демонстрируя страшные пупырышки и с ненавистью глядя на мать угрюмыми глазами. Смелость матери внезапно сошла на нет, ей показалось, что жаба выпустила из глаз две ядовитых колючки, которые вонзились в её тело. Она поспешно отвернулась, но выкинуть из головы ненавистный образ жабы было трудно.

Мать смотрела на своего полуживого братишку, в её груди полыхал огонь, а горло превратилось в печь, из которой вырываются языки пламени. Внезапно между двух кирпичей она заметила островок маленьких грибков молочно-белого цвета. От волнения сердце чуть не остановилось. Она осторожно отодвинула кирпич и сорвала грибы. При виде пищи внутренности тут же завязались болезненным узлом. Она сунула один грибок в рот и, не жуя, проглотила. Гриб оказался очень вкусным, но теперь есть захотелось ещё сильнее. Она запихала в рот ещё один гриб. Братик застонал. Мать утешала себя: да, конечно, стоило сначала накормить малыша, но вдруг грибы ядовитые, поэтому лучше сперва попробовать самой. Ведь так? Да. Мать просунула грибок между губами братишки, но у того одеревенел ротик. Мальчик уставился на неё неподвижным взглядом. Мать уговаривала:

— Аньцзы, покушай. Сестрёнка нашла тебе кое-что вкусненькое, кушай.

Она поводила у него перед лицом грибами, которые держала в руке. Щёки дяди дёрнулись несколько раз, словно бы он жевал. Мать снова сунула ему в рот гриб, но мальчик закашлялся и выплюнул. Губы у него растрескались до крови, он лежал на неровной кирпичной кладке и был на грани смерти.

Мать жадно проглотила десяток грибов, и желудок, который до этого находился в состоянии спячки, снова разбушевался, живот нестерпимо заболел и громко заурчал. Мать бросило в пот, самый обильный с тех пор, как их опустили в колодец. Тонкая одежда промокла насквозь, подмышки и подколенные ямки стали липкими. Колени онемели, всё тело дрожало, холодный воздух пробирал до костей. Она обмякла и помимо воли опустилась рядом с телом брата, потеряв сознание в полдень второго дня пребывания на дне колодца.

Когда она очнулась, уже смеркалось. На восточной стене колодца виднелись фиолетово-красные отблески заходящего солнца. Старый колодезный журавль купался в лучах заката, даря противоречивое чувство, словно ты видишь одновременно глубокую древность и грядущий конец света. В ушах у неё постоянно гудело, этот гул сопровождался топотом у колодца, только было не ясно, это действительно чьи-то шаги или они ей только кажутся. Сил кричать не осталось. Она чувствовала, что жажда вот-вот испепелит её грудную клетку. Из-за невыносимой боли она не осмеливалась даже сделать глубокий вдох. Зато моему маленькому дяде было уже не больно и не радостно, он лежал на груде кирпичей, постепенно превращаясь в жёлтую высохшую шкурку. Увидев его запавшие остекленевшие глаза, мать почувствовала, что и перед её глазами всё потемнело. Мрачная тень смерти нависла над высохшим колодцем.