Красный Герцог

Генрих водил безумным взглядом по вершинам оврага, пытаясь найти своего друга. Сердце билось, выпрыгивая из груди; пульсирующая кровь шумом отдавалась в ушах. Спасения не было, был только страх, и оглушающий шум крови. Никто не придет на помощь, Генрих остался один на один с тем, с кем и не надеялся встретится. Обдумывая каждый дальнейший шаг, он смог уловить неприятный звук, что доносился до него из ближайших кустов. Это был звук, который так сильно походил на тот, когда у свежеприготовленной курицы вырывают ножки; звук того, как рвётся плоть и ломаются хрящи.

Кабан вырывался из куста, он запутался в нем, когда не справившись с собственной скоростью угодил в эту неудачную западню. Со всей силы он вырывал кусты из земли, желая выбраться из этой нелепой ловушки. Генрих ощущал, что вот-вот его жизнь будет кончена, и бежать ему было некуда. Он панически начал прикидывать все возможные пути: позади была гигантская нора, где было темно… у него там просто не было бы шансов спастись; впереди был свирепый зверь, что превосходил его в скорости, силе и весе; по бокам были крутые склоны, поднимаясь по которым, он рисковал в очередной раз скатиться вниз, возможно, даже в последний раз; под ногами валялись хрупкие ветви и заросшие мхом камни, которыми он смог бы защититься от зверя, но вряд ли у него бы это получилось.

Генрих уже чувствовал дуновение приближающейся угрозы: прохладный ветер, что бил из норы и смрад зверя раздражали нос. Звуки того, как кабан высвобождал себя из плена неожиданно прекратились. Зверь покинул свою ловушку. Кабан неуклюже вышел из кустов и пристально уставившись на Генриха, начал скидывать с рыла остатки корней и веток. Он готовился к новой атаке, и она не заставила себя долго ждать. Животное сорвалось с места, постепенно ускоряясь и поднимая за собой клубы пыли. Расстояния между Генрихом и кабаном сокращалось. Оставалось восемь метров, семь, пять… Мрачная искра блеснула в глазах Генриха. В этот момент в голове родилась крошечная, молниеносная мысль, что ему никогда не удастся увидеть, как его сестра выходит замуж, как весело они с семьей обустраивают дом для пополнения, как они вместе гуляют по городу, любуясь огромными каменными зданиями, как он будет сидеть в кресле и присматривать за своими внуками и внучатыми племянниками, что играют в салочки. Все эти картины пролетели как-то быстро, почти незаметно, но они всё же отразились неприятным ощущением глубоко в груди.

Эхо детского смеха воображаемых детей резко переросло в свирепый крик, который оглушил Генриха. Он понял. что этот крик пришел к нему не из мира мечтаний. Он открыл глаза и увидел, как сверху на кабана летел Вольфганг. Приняв положение для перегруппировки и держа в руке нож, он, как небесный воитель, летел на встречу порождению из преисподней. Была ли это удача или точный расчёт, но Вольфганг приземлился прямо на кабана и всадил ему нож в спину. Уже через мгновение, они оба лежали на земле. Вольф после приземления перекатился через плечо, надеясь смягчить удар; его падение не выглядело безболезненным и удобным, оно было громким и неприятным. Не пролежав на земле и секунды, Вольфганг начал подниматься на дрожащих от страха и боли ногах. Кабан же после сильного удара свалился на бок и, прокатившись кубарем по земле, лежал почти у самых ног Генриха. Это было невозможно. Нереально.

Резкий вопль потряс весь лес. От такого громкого звука птицы покинули свои гнёзда на деревьях и принялись в панике улетать прочь, параллельно своими криками предупреждая других жителей леса. Поверженное животное пыталось встать: оно извивалось и пробовало передними ногами опереться на землю и подняться.

Гневный вопль сменился плачем. В глазах зверя Генрих увидел страх и боль. Кабан не мог подняться на ноги, и это было понятно по его бессмысленному извиванию. Нож вошел в поясницу животного и повредил позвоночник. Его задние ноги оказались парализованы, и с такой раной он не мог больше драться или бежать. С этой травмой он не сможет сделать что-либо, только ждать неминуемой смерти. Один сильный удар, который поставил точку в дальнейшем существовании живого существа. Животное было обречено, и все это понимали, просто не знали, что будет дальше.

Вольфганг наконец-то встал на ноги. Шатаясь, он шел к своей добыче. Услышав — а затем увидев — это, кабан начал повторять попытки встать, уползти, оказаться как можно дальше от того, кто причинил ему столько страданий и обрёк на мучительное существование. Страх в его глазах нарастал; он рос так сильно, и был таким заразительным, что передался даже самому Генриху. И юноше начало казаться, что Вольфганг идёт уже за ним самим.