Красный Герцог

За этими мыслями Генрих провёл всю ночь, и даже не обратил внимание, когда закрыл глаз и впал в транс. Солнечный свет, отражаясь, попадал в комнату Генриха. Очнувшись, юноша видел всё те же старые и привлекательные узоры, что были высечены на потолке спальни. Опуская свой взгляд вниз, юноша увидел торчащий из груди кинжал. Перевернув голову на левый бок, затем на правый, Генрих смог получше разглядеть оружие, которым кто-то пытался его убить. Не было никаких ощущений, будто из тела офицера действительно торчит холодное оружие, будто просто рукоять без лезвия шуточно положили сверху «спящего» человека. Только разрезанная рубашка и плоть подтверждали то, что Генриха действительно хотели убить, погрузив клинок на десяток сантиметров в тело. Золотая рукоять с инкрустированными в него драгоценными камнями напоминала кинжал, что офицер совсем недавно дарил сестре. Вытащив застрявшее в мясе и костях оружие, раздались характерные звуки режущей плоти и скрипа железа о ребра, обнажая холодно-чёрный цвет лезвия. На теле осталась небольшая рана, которая не испускала кровь и не думала затягиваться. Теперь на теле юноши красовалась свежая рана, которая пролегала в паре сантиметров от сердца.

В голове Генриха начали всплывать недавние события: горящий дендрарий, гнев Анны, обморок, её состояние после подъёма. «Значит, не такие уж мы и разные» — подумал Генрих, вспоминая собственные убийства. Только он не знал, смог бы сам убить родного человека. Он прекрасно помнил, что планирование зачастую сильно отличается от реализации, и это заставило Генриха сомневаться во всём. С одной стороны, он был рад что его сестра наконец-то подросла, с другой — их уже ничего не связывало. Семейные узы брата и сестры были уничтожены, когда клинок погрузился в грудь спящего юноши.

Несмотря на его новое состояние, он хотел бы узнать от своей сестры то что она думает и чувствует, если она чувствует. Генрих начала думать о том, что его сестра оказалась под влиянием проклятия куба, как и дочь хозяина замка. Очистив в умывальнике кинжал от крови, юноша вернул его в комнату своей сестры, где обнаружил пустующие ножны.

К удивлению Генриха, никто из девушек не стал завтракать в обеденном зале, где ранее всегда происходили приёмы пищи. Со стороны библиотеки он слышал знакомые голоса и предполагал, что именно туда все переселились. Не дожидаясь, когда еда остынет, Генрих начал, и сразу закончил завтрак. Несмотря на то, что никто не следил за поведением и распорядком офицера, он продолжал потреблять пищу из-за старой привычки, которая уже сама по себе была бессмысленной. Юноша стал замечать, что его не мучает ни жажда, ни голод, ни усталость.

Позже, он решил наведать девушек, и, слух не обманул своего хозяина — в библиотеке находились вся троица: они спокойно завтракали и параллельно о чём-то говорили. Простояв под дверями и выждав, когда приём пищи будет окончен, юноша медленно вошёл к ним в комнату.

— Девочки, не хотите поиграть? — предложил Генрих сходу, осматривая своим взглядом сидящих за столом людей. Быстрый анализ не показал никаких отклонений и реакцию в лицах, будто никто из них не всаживал в Генриха кинжал, и никто из них не мог и подумать, что этим утром офицер был обязан никогда больше не проснуться.

— Это было бы неплохо, но только через двадцать минут, — сообщила Эльвира. Генрих одобрительно кивнул и разместился на свободном сидении. Осматривая всех присутствующих и следя за их поведением, словами и эмоциями, Генрих не нашел виновного в попытке убийства.

— А во что мы поиграем? — поинтересовалась Анна.

— Прятки, — недолго думая, ответил Генрих.

По всей библиотеке разошлись удивлённые возгласы. Сам по себе замок был большим, — это была крайне тяжелая территория для игры в прятки, — но в конечном итоге никто не возражал. Генрих предложил разделится на пары и взял к себе Анну. Путём разделения с помощью какой-то детской считалочки, команды получили свои обязанности. Брат с сестрой водили, но Генриху было не до игры, он преследовал свои личные цели.

— Анна, ты ничего не хочешь мне сказать? — поинтересовался юноша у сестры. Девочка в ответ посмотрела на брата и попыталась собраться с мыслями.

— Я хочу извиниться, Генрих… Я зря на тебя кричала и била, — мне сказали, что ты это делал для меня, но… — Анна сделала небольшую паузу, собираясь с силами и сдерживая накопившиеся слёзы. — Пожалуйста, не утаивай ничего и не бросай меня!

Скинув тяжёлый груз с плеч, девочка обняла своего брата.

Тратя слишком много времени на борьбу с жителями Фюссена, Генрих всё сильнее и сильнее начал сомневаться в том, что всё делает правильно. Он будто он находился в мире, к которому не принадлежал, поскольку, пытаясь во всём разобраться, только глубже увязал в проблемах и неодобрении со стороны окружающих. Этот момент искренности, после которого сестра обнимала любимого брата, был настолько обычным и понятным, что Генриху не составило труда его распознать. Недавно ему довелось встретить не один такой момент из книги, и он понимал, что ему стоит сказать.

— Я люблю тебя, Анна.