Красный Герцог

— Простите, могу я с вами поговорить? — Генрих нервничал, он переступал с ноги на ногу и ожидал ответа. Учитывая темперамент сержанта, он испугался, что не получит положительный ответ.

Почти сразу прозвучал крик на весь кабинет: «Равнясь!» Услышав его, Генрих выпрямился и уставился на лицо сержанта.

Человек за столом злостно смотрел на подчиненного и докурив свою сигару, поинтересовался причиной вторжения.

Несколько минут Генрих повторял то же самое, что говорил офицеру «зло» в столовой. Он повторял слово в слово все плюсы этой операции.

Когда монолог Генриха закончился, сержант почесывая свой затылок смотрел в бумаги. Он достал другой сверток и внимательно начал его изучать, используя при этом лупу и линейку.

После чего он, поморщившись, посмотрел на Генриха и задал ему вопрос: «Ты знаешь таких новобранцев как Блиндар и Вернер?»

— Да, сэр! — ответил ему Генрих, услышав только первое имя. Второе ему не было знакомо, но Блиндара он хорошо помнил.

— Отлично, — ответил сержант, — если от тебя еще раз услышат этот бред, ты окажешься на их месте!

Надежд на лучшее уже не было. То, чем раньше жил Генрих, сменилось отчаянием. Стоя в ступоре несколько минут, Генрих был вынужден покинуть кабинет, после выкрика: «Вон отсюда!»

На улице всё это время был Вольфганг. Он стоял в паре метров от двери и ждал возвращения друга. Когда они воссоединились, то молча отправились в столовую.

Обстановка в здании была двоякой. Офицеры и солдаты праздновали, но не все новобранцы подхватили их энтузиазм. Некоторые из них находились в унынии. Пришлось сидеть в полном балагане, где шум разносился из каждого угла. В центре этого звукового шторма, Генриха одолевали самые разные воспоминания. Раньше он меньше времени проводил с Вольфом, они встречались крайне редко. Их дружба, — которую Генрих с натяжкой мог признать, — в эти дни приумножилась в разы. Находясь в тяжелой обстановке, они были вынуждены инстинктивно держаться рядом с тем, кто был для них знаком. Если раньше общение с Вольфгангом было связано с отсутствием выбора и было навязанным, то сейчас этот человек был для Генриха самым близким.

Балаган в столовой не унимался ещё несколько часов после того, как Генрих и Вольф покинули его. Находясь в своем бараке, Генрих отчетливо слышал крики и смех. Ему были слышны выкрики о завтрашнем дне, восхваляющие велики подвиги.

Праздник закончился поздней ночью. Всё это время Генрих просто лежал на своей койке, пытаясь заснуть. Он был сильно уставшим — каждое событие сегодняшнего дня измотало его. Засыпая, он боялся увидеть очередной кошмар.

Глава 3.3 Руины (Расправа)

Генрих очередной раз не мог уснуть, ночь тянулась слишком долго. Ему могло показаться будто он лежит на своей койке уже целую вечность. Сон не хотел приходить забирать юношу из реального мира, оставалось только лежать на койке и смотреть в потолок. Стоило только закрыть глаза, как Генрих видел каждый момент прошедшего дня. Переживая убийство пленного, Генриха распирала злость. Лежа злиться было проще, это хоть как-то облегчало его эмоциональную нагрузку. Уже было заметно, как светлеет на улице, тихое помещение приобретало свой привычный вид: множество коек, старые покосившиеся стены, небольшие стеллажи для личных вещей.

Никого из своих сослуживцев Генрих так и не узнал поближе. Ему некогда было знакомится, с самого начала у него были совсем другие планы. Он только мельком слышал имена окружающих, когда они просто разговаривали или представлялись. Теперь Генрих жалел об этом, потому что утром весь отряд отбывает на «боевое крещение». Когда они окажутся в эпицентре боя, рядом не будет никого к кому можно обратиться. В первый бой пойдёт не целый отряд, а только один Генрих.

И, как все дни до этого, в барак вошел их офицер. Гордой походкой Манфрэд переступил порог двери и направился в центр помещения. По дороге он осматривал обстановку вокруг и, при достижении своей обычной позиции, поднёс висящий на груди свисток ко рту. Свист. Такой-же резкий и громкий, как раньше. Верно, последний.

Манфрэд был в хорошем расположении духа. Когда весь отряд собрался, они все вместе направились в столовую. Обстановка в помещении была иной: на месте голых стен красовались плакаты с мотивирующими цитатами. «Врага нет там, где мы прошли», «Ни дня без гордости», «Мы — щит для нашей родины», «Подними ружьё за страну, целься за семью». Читая их, возникала невольная, и слегка постыдная, улыбка. Некоторые плакаты выполняли свою работу и поднимали боевой настрой, но другие вызывали только смех своей нелепостью.

Не только интерьер изменился, еду тоже подавали другую. «Трапеза победителя» — говорил Манфрэд. Блюда не отличались от того, что ели офицеры, все сейчас питались одинаково. Так новобранцы ощущали единение с начальством и то, что они все — одно целое.