Красный Ярда

Гроб опустили в могилу.

Все неподвижно стояли вокруг, а Шура, цепенея от холода и горя, медленно наклонилась, подняла несколько комков земли и бросила их в могилу. Глядя на нее, по русскому обычаю, стали бросать землю на гроб и другие.

Могильщики засыпали могилу землей, и скоро у кладбищенской стены вырос маленький холмик. Люди стали расходиться. Резкий ветер со снегом перешел в метель.

Метель ровно заметала и могилы добропорядочных граждан, и могилы некрещеных детей, и могилы самоубийц. К вечеру под белым снежным покровом уже нельзя было найти свежезасыпанную могилу.

Метель выла и мела всю ночь.

Эпилог

Ты меня спрашиваешь, что я такое? Подожди, когда меня не будет.

Людвиг Фейербах

Гашек — бессмертен, он скоро снова воскреснет.

Эгон Эрвин Киш

Похоронив мужа, Шура исполнила его последнюю волю — отдала Ярославу Панушке сибирские пимы.

Вскоре в домик № 185 явились представители власти для описи имущества, оставленного покойным. Оно было невелико: старенькое зимнее пальто, поношенный костюм, четыре ветхих рубашки, свитер, подаренный Ярмилой, — всего на сумму четыреста крон. Домик, такой же подержанный, как и одежда писателя, не прельстил Ярмилу Майерову-Гашекову, и она не стала оспаривать завещание.

Другая комиссия должна была определить состав и содержание литературного наследия писателя. Эксперты этой комиссии: издатель Эмиль Шульц и юрист, доктор права Антонин Червенка ограничились оценкой одного романа о Швейке. Акт экспертов, датированный 20 августа 1923 года, как две капли воды похож на смешные документы, которые так ловко пародировал в своих произведениях сам Гашек. Перечислив количество экземпляров романа, — и проданных, и находящихся на складе, — они пришли к заключению:

«Со смертью автора интерес читателей к нему (т. е. к роману «Похождения бравого солдата Швейка» — Г. Ш.) падает, что подтверждается тем обстоятельством, что IV том был продан только в количестве 8000 экземпляров.

По-видимому, в ближайшее десятилетие можно предпринять еще два издания тиражами по 5000 экземпляров для каждого тома и определить гонорар в сумме 65000 крон.

Через десять лет содержание сочинения для новых поколений будет непонятно, и у него вряд ли найдутся какие-либо читатели».

По мнению чиновников, имя Гашека должно было кануть в Лету через десять лет, а вместе с ним эту участь предстояло разделить и его герою — бравому солдату Швейку. Так после смерти писателя эксперты вынесли смертный приговор его творчеству. Этому пророчеству не суждено было сбыться. Интерес к Гашеку рос не по дням, а по часам — его рассказы, юморески, фельетоны и роман о бравом солдате переводились на многие языки и читались во всем мире.

Так закончились земные мытарства Гашека.

О приключениях своей души в потустороннем мире он сам рассказал за два с половиной года до смерти в небольшой юмореске.

Небесные стражи порядка, с которыми встретилась на том свете душа писателя, отличались от австрийских полицейских только ангельскими крыльями. Они сурово допрашивали душу, а она охотно рассказывала о человеке, в теле которого жила. Удивительная душа! Язык был дан ей для того, чтобы лучше скрывать свои мысли. Отвечая на вопросы небесных полицейских она или недоговаривала, или возводила на себя напраслину — короче, вела себя так, как это делал при жизни сам писатель.

— Гашек почитал государя императора, — сообщала душа.

— Почитал? — удивлялся проницательный читатель. — Ничего подобного! Гашек гордился тем, что предал его и советовал не выпускать эту старую развалину из сортира, иначе она загадит весь Шёнбрунн!

— Он писал разные глупости…

— Не хитри, душа! Ты и сама не веришь тому, что говоришь. Еще до войны критики отмечали, что юмор живет в самом Гашеке и появляется раньше, чем он обмакнет перо в чернила.

— Я принадлежала человеку, выше всего почитавшему начальство и законы…

— Еще одна увертка! До войны Гашек был анархистом, противником всякого начальства и всяких законов. В 1918 году он сам стал начальником, защищал Советское государство и его законы.

— Я никогда не имела дела с полицейскими…

— А это уже ложь. Кому, как не тебе, душа, помнить, что он часто сталкивался с «хохлатыми»?

— Он был бравым солдатом, имперско-королевским пехотинцем, держался ближе к кухне и приводил поваров в смятение своими кулинарными познаниями…