Красный Ярда

— Это похоже на истину. Ближе к кухне Гашек держался в армии Габсбургов — он не хотел сражаться за чуждые ему интересы и идеалы. Писатель разошелся и с легионерами, когда те стали наемниками Антанты. Бравым солдатом он был в Красной Армии. Что касается кулинарных познаний, то они у Гашека были. Только странно, душа, что ты так охотно говоришь о его кулинарных талантах и помалкиваешь о литературном. Уж не мистифицируешь ли ты?

Дарование писателя отрицали чешские реакционеры — они видели в нем грубого, безнравственного «периферийного» писателя, а его Швейка называли подонком и кричали, что швейкиана опозорила чешский народ на весь мир, разлагает молодежь и армию. А на самом деле?

А на самом деле Гашек любил свой народ как народ таборитов, возвеличил его своим пером, подарив ему знаменитого «Швейка», шедевр не только чешской, но и мировой литературы.

Сами чешские писатели преклоняются перед своим коллегой. Иржи Маген, Карел Чапек и Иван Ольбрахт говорят о нем:

«Гашек был настоящим литератором, а его друзья только околачивались около литературы». «Гашек был человеком, который видел мир, многие же о нем только писали». «Гашек — гениальный писатель. Он и его герой Швейк — братья сказочного Гонзы».

Национальный герой Чехословакии Юлиус Фучик оценил роман Гашека.

«Подвиг Ярослава Гашека состоит в том, что он сумел гениально найти Швейка и поставить его в такие условия, в которых проявились все существенные признаки его натуры».

Служа в буржуазной чехословацкой армии, сам Юлиус Фучик надел маску Швейка и на собственном опыте убедился в истинности своей оценки бравого солдата.

Удивительный герой Гашека, не погибший в мусорной корзине и чудом избегнувший ножниц цензора, победно шествовал по земному шару — он говорил на языках разных народов, смеялся на рисунках, выступал на театральных подмостках, играл на экране, пел в опере. Никто не мог ни остановить солдата, ни заткнуть ему глотку.

Всемирное признание писателя и его бравого солдата вынудило чешскую буржуазию «переменить» отношение к нему. Масариковские мракобесы, тупоголовые солдафоны, лицемерные педагоги-моралисты и благочестивые попы-ханжи на время замолкли. Казенные борзописцы стали утверждать, что Гашек был истинным патриотом, искренним приверженцем «батюшки-освободителя нации», президента республики Томаша Масарика, будто бы «всегда поддерживал стремления пана президента» и что он только ненадолго «примазался» к большевикам, а в Красной Армии служил так же, как бравый солдат Швейк австрийскому государю императору. Чешская буржуазия бранила писателя дома, но хвалила его за рубежом и, торгуя его славой, сшибала на экспорте «Швейка» огромные барыши.

Душа словно не слышала возражений — она то ли в шутку, то ли всерьез продолжала свое:

— Ел он за двоих, пил за троих, спал за четверых…

— Ах, душа, душа! Многие из нас любят поспать, поесть и выпить. Не подходи к писателю с меркой узколобых тартюфов. Этот человек был подобен великим мастерам эпохи Возрождения. А они не чурались ни радостей жизни, ни здорового смеха над злом и пошлостью. Таков и наш герой.

Душа писателя стала меланхолично перечислять все смерти, какие придумали Гашеку ретивые борзописцы. Казалось, ей нравилось пересказывать всякие небылицы.

— Довольно, душа. Ты сама знаешь, что это неправда. Некрологи выдумывались тогда, когда падал интерес подписчиков к газете и уж ничем иным не удавалось привлечь их к ней.

— Когда я стояла у врат вечности в последний раз, — продолжала душа, — меня спросили: «Кем ты была при жизни?» Я ответила: «К тридцати пяти годам я имела за собой восемнадцать лет прилежной плодотворной работы. До 1914 года я наводняла своими сатирами, юморесками и рассказами все чешские журналы. У меня был широкий круг читателей. Прикрываясь всевозможными псевдонимами, я заполняла целые номера юмористических журналов. Но мои читатели в большинстве случаев меня узнавали. Поэтому я наивно считала себя писателем».

— У врат вечности ты, душа, скромничала. Гашек — великий писатель. Ты должна гордиться его именем. В шутку он называл себя гениальным чешским писателем, а позже оказался гениальным мировым писателем, место которого рядом с греком Аристофаном, французом Рабле, англичанином Свифтом, немцем Распэ, американцем Марком Твеном, русскими Гоголем, Салтыковым-Щедриным и Чеховым.