Красный Ярда

Ярда ждал ее пения, как чуда. Но она пела ни хорошо, ни дурно, голос у нее был низкий, глубокий. Зато ее лицо разгорелось, стало еще красивее. Она дерзко и капризно поводила плечами. Гостям пение Марички, видимо, очень нравилось — после первой песни они долго выражали свое восхищение, а она, привычная к этим восторгам, опустила ресницы и перебирала пальцами бахрому шали. Ярда наблюдал за нею, когда неожиданно возле него кто-то опустился на свободный стул. Он поглядел на нового соседа — то был юноша-венгр, одетый по-городскому. Приветливо взглянув на Ярду, юноша сказал:

— Простите, я давно слежу за вами… Вы не из Праги?

— Да, — Ярда вгляделся в простодушное лицо юноши. — А вы хорошо говорите по-чешски!

— Спасибо. Но я ведь тоже немного пражанин… Перешел на второй курс Карлова университета. Я — юрист.

— Очень рад! — весело откликнулся Ярда.

— Я тоже. Простите… — вдруг вспыхнул юноша. — Я не представился. Меня зовут Янош Фереш, я — сын здешнего старосты.

Ярда назвал себя. Они разговорились. Маричка кончила петь. Старик обходил слушателей с деревянной тарелкой. Когда он приблизился к Ярде и Яношу, Ярда посмотрел на цыганку и встретился с ней глазами. Делать было нечего: пришлось бросить старому цыгану одну из последних монеток. За взгляд красавицы это было не такой уж большой платой. Маричка улыбнулась. Ярда вытащил из петлицы полевой цветок и хотел передать ей, но она уже не глядела на него — ее глаза высматривали кого-то в дверях, а улыбка сменилась беспокойством. Ярда поглядел в ту сторону и увидел хмурого молодого цыгана.

— Барро, Маричкин жених, — объяснил Янош. — Очень ревнивый. И не любит, когда она поет в трактире.

— А почему он такой мрачный? — спросил Ярда.

— Ему не повезло. Он украл жеребенка и угодил в тюрьму.

Ярда улыбнулся: сочетание слов «не повезло» и «украл жеребенка» ему понравилось.

— А он очень любит Маричку и не мог дождаться, когда его освободят — взял и удрал до срока.

— Маричка, наверное, гордилась этим?

— Может быть, и гордилась бы… Но все вышло иначе: его схватили в лесу. Он сидел на пеньке и любовался восходом луны. «Три месяца, говорит, я не видел, как восходит луна. Эх, хорошо бы забраться на луну. Смотрел бы я оттуда на жандармов да поплевывал бы на них». Мне это рассказал лесник, наш кум, — в то время он встретился с Барро в лесу. Кум не знал, что цыган бежал. А тут жандармы выскочили из кустов и связали Барро. Вот и вся история. Потом Маричка спросила его: «Почему ты не зашел ко мне?» Он говорит: «Луна задержала. Я на нее залюбовался и забыл про жандармов». Маричка выслушала его и начала упрекать, что луну он любит больше невесты. Все село на него пальцами показывало… Да, был среди цыган последний поэт, романтик, но и его никто не понял.

Янош замолчал, а потом сказал загадочную фразу:

— Наши цыгане пляшут под дудку тех, кто больше платит.

Трактирные завсегдатаи стали расходиться.

— Далеко живет этот старый цыган? — спросил Ярда.

— Вы хотите пойти к нему в гости? Барро зарежет вас: он видел, что Маричка вам улыбалась.

— Попрошусь переночевать.

— Все равно зарежет. Знаете что? У нас есть прекрасная комната — в ней вы и переночуете.

— Нет, — решительно ответил Ярда. — Я не люблю летом спать в доме. Предпочитаю сеновал.

— Конечно, можно и на сеновале переночевать, но мне как-то неловко…

— Я люблю спать на сене.

Они забрались на сеновал Ферешей по лесенке, приставленной к слуховому окну. Ярда уютно расположился на душистом сене. Янош собирался спуститься, когда Ярда сказал:

— А ваш отец не будет сердиться, что здесь ночует бродяга?

— Что вы, — отозвался Янош, — какие пустяки! А кроме того, ему сейчас не до этого, он занят политикой. Если бы не ночь, я кое-что рассказал бы вам, но сейчас пора спать.

— О политике я готов слушать когда угодно, — ответил Ярда.

Зашуршало сено, скрипнули доски — и возле Ярды очутился Янош: видно, ему не терпелось поговорить с кем-нибудь об отце. Ярда предложил:

— Давайте говорить «ты», хорошо?

— Хорошо! — обрадовался Янош. — А теперь о политике. Мой отец, как я тебе говорил, здешний староста. Он хочет попасть в парламент, но на его пути стоит помещик, который уже десять лет избирается депутатом от нашего округа. И на этот раз, конечно, выберут господина Капошфальви, а не отца. Капошфальви — потомственный дворянин, у него герб и родословная, а мой отец хоть и господин староста, а всего лишь простой крестьянин…

Теперь Ярде стало понятно, что это за Капошфальви, о котором кричал в трактире цыган, но связь между благородным господином, скрипачом-цыганом и отцом Яноша была пока не ясна.

— Отец спит и видит, как бы побить на выборах этого Капошфальви. А тот тоже не дремлет, подкупил всех цыган, в первую голову Маричкиного отца, чтобы его хвалили. Цыгане таскаются по трактирам и орут: «Да здравствует наш депутат, благородный господни Капошфальви!» Отец, как услышал это, совсем лишился сна. Надо же было ему прохлопать такое! У цыган куча детей, зато нет никаких политических убеждений. За деньги эти субъекты готовы орать что угодно…