Красный хоровод (СБОРНИК)

Пронесся слух, что в Витебске нас ожидает проверка документов и вещей. Пришлось принять предупредительные меры, пожертвовать кой-чем из рыцарских доспехов и фунта на четыре облегчить свой чемодан. Но маленький смит-вессон, мой неразлучный спутник на протяжении военной службы, лежит по-прежнему в кармане…

Подъехав к Витебску, мы тотчас же подверглись испытанию.

Международный наш вагон привлек особое внимание. И целый взвод вооруженных с головы до ног солдат, растрепанных, лохматых, прокисших табаком и незнакомых вовсе с бритвою и мылом, под предводительством чумазого ефрейтора, поставив караул у выхода и входа, стал обходить купе и требовать бумаги.

Попутно раскрывались вещи и хищные глаза скользили и вонзались внутрь. Не обошлось, само собой разумеется, без грубых сцен, ругательств, грабежа, покорных просьб и истерического плача. Мужчины сосредоточенно копались в кошельках.

Арестовали двух студентов, пробиравшихся к Деникину на Дон. Ссадили толстого, больного астмой фабриканта. Затем — свисток и поезд трогается дальше.

Мне было крайне жаль арестованных молодых людей, с таким доверием делившихся со мною своими планами, с такой горячностью мечтавших присоединиться к тем, кто нес освобождение России. Я был бессилен им помочь и на прощанье мог только шепнуть несколько слов ободрения.

На полдороге — снова остановка, в чистом поле.

Испуганная публика бросается к окошкам. Стоим четверть часа. Проводник загадочно молчит.

Через окно мы наблюдаем группу лиц, в фуражках набекрень, с винтовками в руках, в рубахах, кое-кто в шинели, глядят недружелюбно, мрачно, исподлобья.

В служебное купе, ободряя себя отборной руганью, влезает неуверенно солдат. Минуту шепчется с проводником. Мужчины снова вынимают кошельки. Свисток — и поезд двигается дальше…

Но вот и Орша…

Кругом чудовищная грязь, досчатые бараки без конца и бывший лагерь для военнопленных, обнесенный проволочным заграждением. И тысячи людей, с семействами, с домашним скарбом — поляков, латышей, литовцев, собравшихся со всех концов республики советов, томящихся, страдающих и тщетно ожидающих, по месяцам, пропуска на родину.

Я тотчас предпринимаю необходимые шаги.

Ищу по всем углам «Украинское Бюро». Случайно узнаю, что положение серьезно изменилось. Прибывший в Киев из Москвы, эсер Донсков убил немецкого фельдмаршала, графа Эйхгорна, и Троцкий, по требованию немцев, приказал закрыть границу.

Я подхожу к рогатке, вступаю в разговор с немецким лейтенантом, прошу поддержки и содействия. Но лейтенант, при всем желании, лишен возможности помочь. На пропуске необходима советская виза. Без этой визы германское командование не пропускает.

Тогда я захожу в совдеп, в оршанский совдеп, за которым, как утверждают знающие люди, установилась вполне порядочная репутация. Но через пять минут, под благовидным предлогом, я принужден стремительно покинуть это учреждение и, не взирая на законный украинский паспорт, держаться от совдепа, по некоторым соображениям, на значительной дистанции.

Что делать?.. Как перемахнуть через рогатки?

И я болтаюсь по загаженным панелям, выспрашиваю, наконец, кого-нибудь из юрких представителей транспортной конторы Шмулевич и Ко, устраивающей, за плату от трехсот до тысячи рублей, нелегальный переход через советскую границу…

Счастливый случай оказывает незаменимую услугу.

Обдумывая план дальнейших действий, иду и балансирую по бревенчатым мосткам. На повороте сталкиваюсь с товарищем в папахе, в шинели без погон, с объемистым портфелем под рукой. Летим одновременно в грязь. С взаимным извинением, приподымаемся, знакомимся — и тут я слышу невероятные слова:

— Поручик Пожар!

Агент украинского консула на пропускном посту!..

Я стискиваю его буквально в объятиях и возношу одновременно горячую молитву моему Патрону. Потом, вручаю именной пакет, а через пять минут, уже записан от руки в общий бланк, снабженный подписями и большевицкою печатью, под дополнительным № 88…

Через час, сижу на дрожках, у таможенной рогатки.

Последнее препятствие — осмотр вещей.

Я долго ожидаю, пока в бараке происходит эта операция, пока советские чиновники, красноармейцы и чекистские агенты, удовлетворенные щедрою наживой, не покидают, один за другим, здание таможни. Тогда я захожу в полупустой барак, оглядываюсь, кидаю керенку солдату и вырываю чемодан.

Извозчик мчит меня галопом по шоссе.

Я на свободе!..

Кругом немецкие жандармы, стальные шлемы, бескозырки, немецкое походное сукно. Спокойный, методичный, тяжеловесный разговор. Немецкий комендант выстраивает и осматривает пассажиров. Под наблюдением серьезных шуцманов, в порядке, чинно, после десятикратного штемпелевания билетов, садимся в скотный вагон и прибываем в Гомель…

В Гомеле сажусь на пароход «Петр Великий» и медленно спускаюсь по Днепру…

Я радуюсь, как маленький ребенок… Гляжу на небо, воду, серебристый берег… И, тихо и беззвучно, смеюсь, смеюсь, смеюсь…