— Но что общего имеет это с насилием, которое я сейчас видела? Можете ли вы объяснить мне это, мистер Уильдер?
— По крайней мере, вы не можете сказать, что не были предупреждены об опасности, — с горькой улыбкой ответил Уильдер.
— Да, — снова начал лейтенант, — мы имели много предупреждений. Капитан Нигальд сломал себе ногу в ту минуту, когда подымали якорь. Никогда не видел я, чтобы подобное несчастье осталось без последствий. И разве лодка со стариком не была предупреждением? А какой день мы выбрали, чтобы сняться с якоря? Пятницу.
Затем Найтгед в двух словах объяснил мистрис Уиллис безвыходное положение судна и невозможность продержаться на воде даже в течение нескольких часов, потому что трюм уже до половины наполнен водою.
— Но что же делать? — спросила гувернантка, с отчаянием глядя на бледную, но внимательно слушавшую Гертруду. — Нет корабля в виду, чтобы спасти нас от крушения? Неужели мы должны погибнуть?
— У нас есть на корме лодка, — вскричал Найтгед, — и земля от нас в сорока милях на норд-вест. Вода и съестные припасы в изобилии; двенадцать сильных рук скоро доставят шлюпку к американскому континенту.
— Вы хотите оставить судно?
— Да. Интересы арматоров дороги каждому моряку, но собственная жизнь дороже золота.
— Но, конечно, вы не замышляете никакого насилия против этого молодого человека, который, я уверена, управлял судном в таких критических обстоятельствах благоразумно?
Найтгед пробормотал несколько невнятных слов и прошел к своим товарищам. В эти минуты томительной неизвестности Уильдер молчал и сохранял спокойный вид. Презрительная улыбка скользила по его губам, и он больше походил на человека, от которого зависит участь других, чем на ожидающего решения своей собственной участи.
Когда матросы пришли к окончательному решению, лейтенант выступил и объявил результат совещания.
— Все, — сказал он, — находящиеся на борту, найдут себе место в этой шлюпке, кроме тех, которые якшаются с известным существом, те пусть зовут себе на помощь своих пособников.
— Я должен заключить из этого, — спокойно произнес Уильдер, — что вы хотите покинуть и корабль и свои обязанности?
Лейтенант с некоторой робостью и одновременно с торжеством ответил:
— Вы умеете вести корабль без помощи экипажа; какую вы имеете надобность в лодке? Наконец, вы не можете сказать вашим друзьям, кто бы они ни были, что мы лишаем вас возможности достигнуть земли. Вам остается шлюпка.
— Шлюпка! Но вы отлично знаете, что без мачты все ваши соединенные усилия не могли бы поднять ее с палубы, иначе вы не оставили бы ее.
— Кто отнял мачты у «Каролины», тот может поставить их снова.
Уильдер не удостоил их ответа. Матросы торопливо готовились к отъезду. Испуганные, встревоженные женщины едва успели понять положение дел, как уже увидели, что раненого капитана несут в лодку. Через минуту им предложили занять место там же.
Гувернантке пришла мысль обратиться к капитану, но безнадежное отчаяние и выражение физического страдания, написанные на его лице, ясно показали, как мало помощи можно ожидать от раненого.
— Что же делать? — спросила она Уильдера.
— Хотел бы я это знать! — ответил он, бросая быстрый и проницательный взгляд на горизонт. — Возможно, что они достигнут берега; двадцать четыре часа тихой погоды достаточно для этого.
— А иначе?
— Ветер погубит их.
— А корабль?
— Если его покинут, он должен будет пойти ко дну.
— Тогда я должна поговорить о вас с этими бессердечными людьми. Я не знаю, почему вы внушаете мне такое сочувствие, загадочный молодой человек!
— Постойте! — произнес Уильдер, почтительно удерживая ее за руку. — Я не могу оставить этот корабль.
— Мы еще не знаем этого. Можно воздействовать на самые неукротимые характеры. Может-быть, я сумею.
— Нужно укротить такой характер, победить такую причину, уничтожить такие предрассудки, что вам не удастся этого сделать.
— Предрассудки? Чьи?
— Мои.
— Что хотите вы сказать этим? Подумайте, ведь это слабость, это безумие.
— Похож ли я на безумного? — спросил Уильдер. — Чувство, которое руководит мною, может быть ложно, но каково бы оно ни было, оно срослось с моими привычками, мнениями, убеждениями. Честь запрещает мне оставить корабль, которым я командую, пока на воде остается хоть одна доска.
— Но какую пользу может принести в таких обстоятельствах один человек?
— Никакой! — ответил он с грустной улыбкой. — Я должен умереть, чтобы и другие, когда будут на моем месте, исполнили также свой долг.
Мистрис Уиллис и Гертруда стояли неподвижно, со страхом и сочувствием всматриваясь в его спокойное лицо с блестящими глазами.
— Если бы я знала, что делать! — вскричала мистрис Уиллис. — Говорите, молодой человек; дайте нам советы, которые вы дали бы своей матери и сестре.
— Если бы я был так счастлив, что имел бы таких близких, таких дорогих людей, — горячо ответил он, — ничто не могло бы разлучить нас в подобную минуту.
— Есть ли какая-нибудь надежда для тех, кто остается на этих обломках?
— Очень мало.
— А на шлюпке?