Красный корсар

Корсар видел, с какой жадностью его старшая гостья слушает Фида, волнуется из-за отступлений, переживает, что кто-то прервет рассказ. Он показал ей жестом, что не стоит перебивать рассказчика, так скорее они услышат о дальнейших событиях.

– Итак, мы с Гвинеей стали товарищами, вместе плавали, словом, дружили. Лет через пять после этого, во время крушения у берегов западной Индии, Гвинея был у главной мачты, я стоял подле него на «Прозерпине», быстроходном тридцатидвухпушечном фрегате. Прекрасный был ходок. На пути к Испанскому морю мы наткнулись на контрабандиста, взяли потерпевшее крушение судно, и часть команды была на него переправлена для доставки в порт. Суденышко было скверное, после двух дней пути при попутном ветре поднялся ураган, и недолго нам пришлось с ним бороться. Посудина затонула, опрокинувшись набок, помощник капитана и трое матросов тоже оказались на дне морском. Вот тогда мы в первый раз по-настоящему подружились с Гвинеей. Он вытащил меня из воды, ведь я плаваю, как двойное пушечное ядро. Затем наскоро нам удалось спустить шлюпку, собрать в нее все, что можно было захватить, и мы с ним вдвоем остались посреди широкого океана. Не стану рассказывать леди, что это значит, идти на шлюпке, – она это только что пережила сама, – но если бы не эта шлюпка, на которой нас дней пять болтало, то путешествие леди не закончилось бы так благополучно.

– Я вас не понимаю.

– А что тут понимать: когда мы их подобрали, эта шлюпка держалась на воде только благодаря мистеру Гарри.

– А как это связано: ваше кораблекрушение и спасение мистера Уайлдера? – гувернантка не выдерживала бесконечно затянутого рассказа словоохотливого матроса.

– Связь очень простая, и вы ее поймете, когда услышите продолжение моего рассказа. Да, так вот, мы чуяли близость берега, держали курс на острова и неутомимо работали, стараясь всеми силами отложить, насколько возможно, разлуку души с телом. Уже целый день и две долгие ночи плыли мы, терпя во всем недостатки и без отдыха работая, как вдруг на рассвете увидели корабль, если можно только дать это название тем бренным остаткам, которые нам представились: парусов нет, на палубе торчат три пенька от мачт, ни куска каната, ни клочка флага. Но я считал, что это был большой военный корабль, думаю, английский.

– И вы сейчас же полезли на палубу? – спросил Корсар.

– Да, и это не представляло никакого труда. Но что мы там увидели? – Фид принял серьезный вид. – У меня до сих пор при одном воспоминании сердце переворачивается.

– Что же, вы застали экипаж в страшной беде?

– Мы нашли прекрасный корабль в четыреста тонн, но в самом ужасном положении: он был наполнен водой и стоял неподвижно, как церковь.

– Корабль был покинут?

– Да, сударь. Людей смыло водой во время урагана. На палубе осталась одна собака, и больше ни души. Мы роемся на палубе и вдруг слышим плач, как будто человеческого существа, будто стонет кто-то внизу. Так подумал Гвинея. А я считал, что это души матросов оплакивают свою смерть. Потом слышим оба: плачет живой кто-то.

– Вы нашли ребенка?

– Вместе с его матерью, сударыня. К счастью, их койка была с наветренной стороны, и вода не затопила их. Но отсутствие воздуха и голод оказались губительными для них. Женщина была в агонии, что же касается ребенка, то стройный молодец, которого вы видите на той пушке, находился в жалком состоянии. Мы влили ему в горло несколько капель вина с водой, которая каким-то чудом осталась там, чтобы помочь ему стать красой и гордостью океана.

– А мать? Она умерла?

– Да, умерла, и не мудрено: она уже не могла глотать и была при смерти, когда мы ее нашли… Вскоре, однако, увидев, что на корабле больше нечем воспользоваться и что он постепенно погружается, мы поспешили удалиться, и вовремя: только мы перебрались на баркас, как корабль погрузился на дно.

– А ребенок? Бедное брошенное дитя? – вскричала старшая дама в слезах.

– Мы его не оставили, а захватили с собой вместе с другим существом, найденным на погибающем судне. Но нам предстоял длинный путь, и, к сожалению, мы были вдали от мест, посещаемых кораблями. Положение было критическое, и мы держали совет – я и негр, так как третьим членом нашей семьи был малый ребенок.

– Гвинея, – сказал я ему, – мы голодны, и необходимо пожертвовать или ребенком, или псом: съев ребенка, мы будем достойны твоих сородичей каннибалов, если же мы употребим в пищу этого тощего пса, то поддержим на некоторое время свои силы и, может быть, спасем ребенка. Негр ответил: «Мой не требует пищи, пусть ест малый ребенок». Много после этого пришлось нам голодать, тем более что нам приходилось еще заботиться о ребенке.

– И вы кормили его, несмотря на то что сами изнемогали от голода?

– Для утоления нашего голода оставалась собачья кожа – пища действительно не гастрономическая, но у нас и времени было немного заниматься едой: надо было работать веслами. Наконец, когда после многих мытарств мы пристали к острову, то силы наши окончательно истощились: мы были легче соломинки. Можете себе представить, как мы накинулись на пищу!

– А ребенок?