Красный корсар

Сципион обратил взор свой на офицера и снова сделал слабую попытку поднять руку. Уайлдер протянул ему свою, и умирающий с усилием поднес ее к губам; затем, конвульсивно дернувшись, эта геркулесова десница, которой он так энергично действовал в недавнем бою, защищая своего господина, теперь застыла и бессильно упала; на лице его, казалось, жили одни глаза, с нежностью обращенные на лицо того, кого он так любил и кто среди всех тягот и несправедливостей, выпавших на долю негра, неизменно относился к нему с добротой и любовью. На протяжении этой сцены среди пиратов не прекращался глухой ропот; но вот послышались более громкие возгласы недовольства, и наконец раздались голоса, громко выражавшие возмущение тем, что месть их так задерживается.

– Кончай! – крикнул из толпы чей-то зловещий голос. –

Труп – в воду, а живых – на мачту!

– Стой! – вырвалось из груди Фида с такой яростной силой, что даже в эту страшную минуту самые отважные остановились в нерешительности. – Кто смеет бросить в море матроса, когда свет еще не совсем померк в его глазах и последние слова еще звучат в ушах товарищей? Видно, прикончить человека для вас – все равно что оторвать клешню раку. Глядите, чего стоят ваши веревки и никудышные узлы.

С этими словами разъяренный марсовый разорвал веревки, кое-как стягивавшие ему руки, и, прежде чем ему успели помешать, быстро, с привычной ловкостью матроса привязал к себе тело негра.

– Кто из вашей нескладной шайки мог сравниться с ним, этим негром, когда надо было повернуть рей или, стоя на руле, держать круто к ветру? Кто из вас способен отдать последний кусок больному товарищу? Или отстоять двойную вахту, чтобы помочь ослабевшему другу? А теперь тяните веревку и благодарите бога, что сегодня на виселицу идут честные люди, а вы, пираты, до поры до времени стоите на ногах.

– Тяни вверх! – хрипло отозвался Найтингейл, подкрепляя злобный крик резким свистком дудки. – Пускай их прямым ходом на небеса!

– Стойте! – вскричал капеллан, вовремя успев схватиться за роковую веревку. – Еще одно мгновение ради того, на чье милосердие придется уповать и самым отпетым! Что означает эта надпись? Верно ли я прочел? «Арк из

Линнхейвена»!

– Так точно, – ответил Ричард, несколько оттянув веревку, чтобы легче было говорить, и засовывая за щеку последний кусок жевательного табаку. – Сразу видно ученого человека – быстро разобрали, а то ведь писала-то рука, больше привычная орудовать свайкой, чем гусиным пером.

– Откуда взялись эти слова? Почему это имя навеки запечатлелось на вашей руке? Подождите вы, звери! Чудовища! Неужели вы пожалеете умирающему одну минуту жизни, столь дорогой для нас, когда мы с нею расстаемся?

– Дайте ему эту минуту! – раздался позади повелительный голос.

– Откуда эти слова, я спрашиваю?

– Это был всего лишь способ занести в судовой журнал одно обстоятельство, которое уже не имеет значения, поскольку большинство заинтересованных в нем лиц идет в свое последнее плавание. Негр тут говорил об ожерелье, но ведь он думал, что я останусь в порту и только одна его душа будет дрейфовать между небом и землей в поисках причала.

– Может быть, это касается меня? – прервал вдруг трепетный, взволнованный голос миссис Уиллис. – О

Мертон! Почему вы это спрашиваете? Ужели предчувствия меня не обманули и природа столь таинственным путем дает знать о кровных узах?

– Постойте, сударыня! Надежды уводят вас в сторону, и вы смущаете мой разум. «Арк из Линнхейвена» – так называлось поместье близкого и дорогого мне друга; там заботам моим было поручено сокровище, которое я вверил волнам…

– Отвечайте! – воскликнула гувернантка, бросаясь к

Уайлдеру и со сверхъестественной силой срывая веревку, которая душила его. – Значит, это не было название корабля?

– Корабля? Конечно, нет. Но почему это волнение, этот страх?

– Ожерелье! Ожерелье! Скорее! Где ожерелье?

– Ей-богу, теперь это все пустяки, миледи, – спокойно ответил Фид, который поспешил воспользоваться тем, что его руки свободны, и ослабил веревку на шее; некоторые из матросов сделали было движение, чтобы помешать ему, но грозный взгляд предводителя пригвоздил их к месту. – Я

сперва освобожу маленько веревку; ведь такому неучу, как я, не пристало идти в незнакомый рейс впереди своего офицера. А ожерелье – это просто собачий ошейник, который вы видите здесь, на руке моего бедного Гвинеи, а он был из тех, кому немного найдется равных в мире.

– Прочитайте надпись, – умоляющим голосом сказала гувернантка, чувствуя, что мрак застилает ей глаза. –

Прочитайте… – повторила она, дрожащей рукой указывая священнику надпись, которая отчетливо выделялась на медной пластинке.

– Святое небо, что я вижу! ««Нептун», принадлежит

Полю де Лэси»!

Громкий крик вырвался из груди гувернантки; на мгновение в порыве благодарности, переполнявшей ее душу, она воздела руки к небу, но сейчас же, придя в себя, с исступлением прижала к сердцу Уайлдера, и голос ее зазвучал страстной силой материнской любви: