Красный корсар

– Как! У гордых обитателей этого города не нашлось для вас судна? Да, болтать они мастера и товар лицом показать умеют. Но, между прочим, понимающие люди скажут вам, что в Наррангасетской бухте вскоре будет не меньше кораблей, чем в Массачусетской. Вон видите тот прекрасный бриг56? Через неделю он отплывает за ромом и сахаром. А вон корабль, который вошел в бухту только вчера на закате. Знатное судно, и каюты на нем как княжеские покои. Оно выйдет в море с первым же благоприятным ветром, и, думается мне, хорошему моряку самое время туда наняться. А там, на рейде, стоит работорговец, если за свое жалованье вы согласны возить черномазых.

– Значит, то судно, что стоит в бухте, выйдет в море с первым попутным ветром? – спросил незнакомец.

56 Бриг – небольшое купеческое или военное судно с прямыми на обеих мачтах парусами и тремя треугольными парусами на бушприте.

– Это уж как пить дать. Моя жена – двоюродная сестра жены таможенника, и мне доподлинно известно, что все бумаги готовы, задержка только из-за ветра. Вы ведь и сами понимаете, приятель, многие матросы – мои должники, а времена сейчас трудные, и честному человеку приходится соблюдать свои интересы. Да, это он и есть,

«Королевская Каролина», известное судно. Оно каждый год совершает регулярный рейс между колониями и Бристолем и заходит к нам на пути туда и обратно, кое-что разгружает у нас, берет топливо и воду, а затем уходит домой, то есть в Каролину.

– Скажите, пожалуйста, сэр, а боевое вооружение у него хорошее? – продолжал незнакомец; теперь вид у него был не столь задумчивый, ибо разговор явно начал его занимать.

– Это-то да, на нем есть несколько хороших бульдогов, и они могут славно залаять в защиту его прав и поддержать честь его величества, благослови его бог… Джуди! Эй, Джуди! – закричал он молодой негритянке, которая выбирала щепки на растопку из кучи опилок и обрубков с верфи. – Беги что есть духу к соседу Хоумспану и постучи в окошко его спальни: он что-то заспался. Необычное это дело – уже пробило семь, а портной не идет за стаканом горькой, чтобы промочить пересохшую за ночь глотку.

Пока девушка выполняла приказание хозяина, разговор ненадолго замер. Но стук в окно вызвал только пронзительные крики Дезайр, проникавшие сквозь тонкие дощатые стены убогого жилья, словно сквозь сито. Затем окно открылось, и в нем показалось раздраженное лицо: достойная хозяйка дома выглянула на свежий утренний воздух.

– Еще что? – кричала оскорбленная супруга, которая вообразила, что это кутила муж возвращается после ночи, проведенной вне дома, и осмеливается прерывать ее сон. –

Мало того, что ты на всю ночь убежал от семейного ложа и стола, – ты еще нарушаешь покой семи благословенных деток, не говоря уж об их матери! Ах, Гектор, Гектор, какой пример подаешь ты неустойчивой молодежи и каким уроком будет твое поведение для других вертопрахов!

– А ну, дай-ка мне сюда черную книгу, – сказал трактирщик жене, которая, заслышав громкие жалобы Дезайр, тоже подошла к окну. – Кажется, эта женщина говорила что-то насчет отъезда портного через два дня. Если у него такие намерения, то порядочным людям надо посмотреть, сколько за ним записано. Ай-ай, клянусь жизнью, Кезия, ты допустила, чтобы этот хромой нищий задолжал нам семнадцать шиллингов, шесть пенсов и притом за такую мелочь, как утренние стаканчики и ночные колпаки!

– Напрасно ты горячишься, друг мой. Он ведь сшил костюмчик для школы нашему мальчугану и нашел…

– Ладно, хозяйка, – прервал ее муж, возвращая книгу и сделав ей знак удалиться. – Надеюсь, в свое время все уладится. Чем меньше шума мы будем поднимать насчет прегрешений соседа, тем меньше станут говорить о наших собственных. Он достойный и трудолюбивый мастер, сэр,

– продолжал трактирщик, обращаясь к незнакомцу, – но солнышко никогда не заглядывает в его окно, хотя, бог свидетель, стекло там не такое уж толстое.

– И все же только на основании таких пустячных признаков, как причитания его жены, вы думаете, что этот человек бежал?

– Что ж, такая беда случалась с людьми и почище него! – ответил трактирщик, с задумчивым видом складывая руки и переплетая пальцы на своем круглом животе. – Нам, содержателям гостиниц, известны, можно сказать, тайные мысли и дела всех людей, ибо человек больше всего склонен открывать свое сердце после того, как завернет к нам.

Мы кое-что знаем насчет наших соседей. Если бы сосед

Хоумспан умел умиротворять свою подруженьку так же ловко, как он кладет на должное место стежок, такого, может, и не случилось бы, но… Не выпьете ли чего-нибудь, сэр?

– Глоток, и самого лучшего, что есть.

– Так вот, я и говорю, – продолжал трактирщик, подавая гостю стакан, – если бы наш портной мог своим утюгом разгладить женский характер, как он разглаживает одежду, а потом, когда дело сделано, закусить этим же утюгом, как гусем, что висит у меня за стойкой… Может быть, вам угодно будет и пообедать у нас, сэр?

– Этого я еще не знаю, – ответил незнакомец, платя за питье, которое он едва пригубил. – Все зависит от того, какие сведения я соберу о судах, стоящих здесь в порту.