Красный Крест

У футболиста всегда есть право на ошибку. Он может отдать неточный пас, пробить мимо ворот или «обрезать» — у арбитра же такой возможности нет. Если ты рефери, то должен понимать, что всегда находишься в центре конфликта. Когда ты выходишь на поле — у тебя двадцать два соперника. И ты играешь против них. И весь вопрос только в том, кто кого передушит — или ты заставишь их играть по своим правилам, или они уничтожат тебя. Игроки как народ, если только почувствуют капельку крови — тебе хана.

Самое важное для арбитра — выбрать методику наказания. К сожалению, понимание уровня допустимой жестокости приходит к нам лишь с годами… Игроки должны четко знать, каков допуск: за что ты будешь их карать, а за что нет. Я называю это восприятием справедливости. Да-да, все как у тирана или бога. К каждому твоему решению футболисты относятся чрезвычайно болезненно. Им кажется, что ты засуживаешь их. Важно найти в команде вменяемого человека и через него объяснять остальным, что происходит на поле. Игра есть живой процесс, и не всегда нужно быть на стороне закона — гораздо важнее правильно применять закон. Если судья будет примитивно следовать правилам — поверьте, очень скоро он выпустит из рук нить игры. Собственно, в тот день так и произошло. Думая о смерти жены, я не вникал в суть происходящего, а буквально следовал правилам. Впрочем, когда началась драка, я просто остановил матч, раздал карточки и, составив протокол, ушел в душ.

Внешне ничего не изменилось. Лана будто бы и не умирала. Приборы продолжали работать, и я видел, что у моей жены по-прежнему есть пульс. Человек умер, но сердце бьется…

Войдя вслед за мной, Макс некоторое время постоял за моей спиной и лишь затем, взяв меня под руку, вывел из палаты. Мы сели напротив. В коридоре было так тихо, что я слышал, как бьется сердце моей только что скончавшейся жены. Правой рукой, словно платком, Максим протер глаза и спокойно заговорил:

«Значит, сейчас происходит все, о чем мы с тобой говорили последние недели. Лана скончалась. Фактически Лана умерла. Все, ее мозг погас, перестал работать, и на этом точка. Как личности Ланы больше нет, поэтому все происходящее не должно вводить тебя в заблуждение. Мы больше никогда не вернем ее, и разница сейчас лишь в том, что похороны ее состоятся через несколько месяцев, а не завтра, ты это понимаешь?»

«Да», — тихо ответил я.

«Хорошо. Значит, с этим понятно. Теперь о том, что касается девочки. Она в хорошем состоянии. Мы не были до конца уверены, но сердце Ланы продолжало биться, поэтому мы решили рискнуть. Попытаемся спасти девочку. Все будет происходить ровно так, как я тебе описывал. Мы будем поддерживать жизнь в организме в течение нескольких месяцев, будем помогать работе сердца и почек, будем следить за всеми процессами в Ланином организме. Еще раз: работу органов будем поддерживать искусственно — применим аппарат вентиляции и очень сильные циркуляционные лекарства. Медсестры будут следить за плодом двадцать четыре часа в сутки, и когда ребенок будет готов — мы сделаем кесарево сечение».

«Значит, через два-три месяца?»

«Да, как только это будет возможно».

«А как ребенок будет чувствовать себя? Он понимает, что мама умерла?»

«Нам сложно ответить на этот вопрос. Мы никогда не делали ничего подобного».

«Но Лана же не будет разлагаться?»

«Нет. — Максим едва заметно улыбнулся, но не ситуации, конечно, а моему дилетантскому вопросу. — Я же тебе все сто раз объяснял, дурачина! Умер только мозг. Все процессы в организме будут поддерживаться искусственно, и Лана, если так можно выразиться, будет выглядеть словно во сне. Думаю, будет славно, если ты не перестанешь заглядывать сюда».

— Погодите, Саша, я не совсем поняла… Значит, ваша жена умерла, но врачи приняли решение сохранить ребенка?

— Да. Максим думал, что Лана умрет в конце мая или начале июня. Когда в июле, несмотря ни на что, Лана была еще жива, стало понятно, что за жизнь девочки можно побороться. За несколько недель до смерти Ланы Макс вошел в палату и сказал, что раз плод на таком сроке, он хочет кое-что предложить нам. Максим ничего не обещал, но объяснил, что мы можем попробовать. По его словам, раковые клетки затронули только мозг, а значит, все остальные органы даже после смерти мозга с большой долей вероятности смогут продолжить свою работу.

— И Лана согласилась?

— Да, она была счастлива. Собственно, о большем мы теперь не могли и мечтать. Со временем стало понятно, что Лана не дотянет даже до семи месяцев, и теперь мы надеялись только на врачей.

— Боже…