Красный лик

Но — увы! Положение не стало легче; вместо одного затруднения — как вместо отрубленной головы дракона — вырастает второе. Эти вырастающие трудности — не прибавят лавров в венок Троцкого, доказывая на практике, что ортодоксальность — всегда губительна; с другой стороны, то обаяние и те надежды, которые успел возбудить своей деятельностью Сталин, создавая, как он сам говорил, «наряду с процессом развития социализма — процесс развития начатков капитализма, дабы у этого второго процесса брать то, что нужно для усиления процесса социалистического», эти обаяния — должны тоже исчезнуть. И налицо должна остаться опять ортодоксальная, начётническая коммунистическая партия, которая пред лицом всего мира доказывает свою главную слабую сторону:

— Неумение без Ленина выходить из трудных положений. На буйный напор зелёных ростков жизни, на требования момента, на явственный отход масс от вождей — она ничего не находит другого, кроме пересмотра старых пыльных партийных заповедей.

А может быть и другое; удар, нанесённый Сталину ловкой рукой Троцкого, — оказался верным; чижей ловят на крупу, а марксистов на ортодоксальность. Упрекнули Сталина в том, что он недостаточно правоверен, и готово:

— Фиат юстициа, переат мундус. Да здравствует буква, долой живую жизнь!..

И кто знает, может быть, сторонники всё не сдающегося Троцкого негласно уже заручились его обещаниями о том, что если ему удастся свергнуть Сталина, то он надаёт и нэпов, и свобод побольше, нежели Сталин…

Лишь только бы получить власть… Если Париж стоит обедни, то тем более — Москва — «капитала».

Гун-Бао. 1928. 4 сентября.

Ленин ( фрагмент )

ЛЕНИН И ЛЕНИНИЗМ

Итак, историческим фактом является, что Ленин взял общую власть над Россией.

Отметим это совершенно отчётливо; до сих пор это обстоятельство как-то плохо сознаётся в эмиграции.

Выведем отсюда некоторые следствия.

Ясно, что какой-то своей стороной власть Ленина соответствовала самосознанию русского народа, если он пошёл за Лениным.

Несомненно, и сам Ленин тоже подметил какую-то русскую, народную струнку, почему он и достиг успеха. Это качество Ленина — подмечать «струнку», дало, между прочим, тому же Милюкову основание называть Ленина — «реалистом». Ленин с точностью, достойною Макиавелли, ещё в 1915 году отмечал:

— Война возбудит в народе буйственность, и нужно иметь в виду эту буйственность!

Сообразно этому точному пониманию русской массовой психологии, что опять-таки объективно доказано успехом 25 октября 1917 года, Ленин, конечно, может почеться русским вождём; в нём встали времена русских Разина, Булавина и Пугачёва.

Глубоким заблуждением было старой русской власти, что упомянутые движения она считала бунтами; что она проглядела то свойство русского народа, которое привело Россию к Смутному времени, к Тушинскому лагерю.

То, что просмотрела власть, — подхватил Ленин. В самой душе русского народа, конкретного, наличного, этого собрания Иванов, Василиев, Петров, Степанов и т. д. — и заложены были условия возможности Ленина; Ленин русскому народу не чужой, он национален.

Ленин — большая и сильная личность, которая в описанный нами период времени достигла больших, реальных успехов и взлетела на гребне войны, разрухи, недовольства, бесталанности правителей, вызывающей, провокационной нестеснительности высшего слоя, который провоцировал своей отчуждённостью поход народа против буржуев.

Но мы этим только и ограничимся в оценке Ленина; правда, он талантливо попал к власти, он понял тайну руководства массами в смутные времена, он, как-никак, из разраставшейся анархии, при не умевшем регулировать массами эссерском правительстве Керенского сумел создать какое-то подобие власти и избежать анархии.

Но кто может поручиться за то, что Ленин окончательно и досконально вызнал свойства русского народа, что в широком и вольном русском море не оставалось ещё каких-нибудь неуловленных жемчугов?

Была ли у самого Ленина полная объективность? Нет! Он в своей структуре государства набрасывал на русский народ схему марксизма.

— А разве марксизм — не объективность?

— Нет!

Только разве для Бухарина и для других бездарных эпигонов «хвоста Ленина»…

Марксизм — никак не объективность для свободной научной мысли; марксизм — не объективность даже для революционного действия Ленина. Мы уже видели выше, Ленин говорил, что нельзя держаться марксизма, «аки слепой — стены». Что марксизм — даёт только известное направление, а знание того, как достигнуть поставленных задач, — может дать только коллективный опыт народа.

Мы видели, Ленин больше всего понимал и умел оценить объективную обстановку: вся его деятельность была различными степенями объективности. Но вся «Эрфуртская программа» Маркса и Энгельса в коммунизме оказывается воплощённой целиком. И мы можем поставить себе вопрос: