Похоронив Фёдора Фёдоровича в Ницце, я вернулась в Париж и там узнала, что во время болезни и смерти в газетах высказывались самые разнообразные предположения и утверждения о причинах смерти. Говорилось и о самоубийстве, и об убийстве прямом и косвенном. Сама я этих газет не читала, т. к. во время болезни Фёдора Фёдоровича я проводила всё время у его изголовья и, разумеется, мне тогда было не до газет. Помнится, однако, что я послала куда-то опровержение. Но куда именно я теперь не помню, а было ли оно напечатано, я совсем не знаю. К тому же Вы, вероятно, знаете, во франции в случае насильственной смерти (убийства или самоубийства) сразу же производится полицейское расследование (enquese judiciaire). Никакого расследования после смерти Фёдора Фёдоровича не было. Вы сами знаете, как часто газеты пишут явные выдумки, нисколько не заботясь о точности того или другого факта.
Вот, Илья Григорьевич, подлинные обстоятельства и причины смерти Фёдора Фёдоровича Раскольникова, и я буду Вам бесконечно благодарна, если вы рассеете ложные слухи о кончине Фёдора Фёдоровича. Я читала в книге Н. А. Равича „Молодость века“ намёки на самоубийство Ф. Ф. Раскольникова.
Заканчивая своё письмо, я ещё раз от всей души благодарю Вас, Илья Григорьевич, и прошу Вас разрешить мне надеяться на то, что Вы окажете мне помощь и поддержку в деле реабилитации Ф. Ф. Раскольникова, которую я считаю своим священным долгом.
Уважающая Вас — М. В. Раскольникова-Канивез».
Нельзя не заметить, что, читая это вежливое послание вдовы Раскольникова, возникают некоторые серьёзные сомнения. В частности, Муза Васильевна пишет, что 12 сентября 1939 года её муж Фёдор Фёдорович Раскольников умер хотя и в психиатрической клинике, но вовсе не в результате самоубийства, а вследствие острой пневмонии, простудившись во время нахождения там в течение двух предыдущих недель. А врачи, дескать, просмотрели это заболевание и его не лечили. Так что, как уверяет Муза, он «умер естественной смертью», «буквально сгорел» и «скончался у меня на руках», тогда как полиция города Ниццы установила, что он «выбросился из окна больничной палаты с пятого этажа и
Как-то не до конца верится и в то, что Фёдор Фёдорович так быстро и сильно заболел из-за информации о пакте Молотова-Риббентропа. И когда это, спросите вы, и где это было?.. В августе! В Ницце! Где из тёплого моря вылезать не хочется. А он тут умудрился подхватить двухстороннее воспаление лёгких, потом менингит, и всё это сразу перешло ему в мозг, так что он впал в беспамятство с высокой температурой… Муза говорит: «Я созвала консилиум…» Но было уже поздно. «Он был почти всё время без сознания».
И это при том, что доктор Бармин писал об удивительном здоровье, уравновешенности и бодрости Фёдора Фёдоровича, а также о том, что он получил от него письмо, датированное 17 августом, в котором сообщал ему об «Открытом письме Сталину» и приводил эпиграф к нему, а также говорил ему о том, что в сентябре собирается вернуться опять в Париж.
Да и многие из его соратников четверть века назад рассказывали о его удивительной выдержке — он никогда, даже в самых отчаянных ситуациях, не повышал своего голоса на подчинённых, обращаясь к ним только на «Вы» без различия постов и рангов.
Так что наши эмигранты во франции нисколечко не сомневались, что автор «Открытого письма Сталину» умер вовсе не от менингита, а был убит по приказу «Хозяина» агентами НКВД, выбросившими его из открытого окна на пятом этаже больницы. Днём он окрестности своей лечебницы постоянно отслеживал, а ночью (точнее сказать — под утро), когда он уснул, «энкавэдэшники» проникли в больничный корпус и спокойно совершили порученную им операцию…
Похоронив Фёдора Фёдоровича в Ницце, Муза после этого уехала в Париж к Илье Исидоровичу Фондаминскому, о котором ей говорил незадолго до смерти Раскольников. Во время единственного заседания Учредительного Собрания, прошедшего 6 января 1918 года, Фондаминский избирался в состав бюро эсеровской фракции, и один из матросов-большевиков, опознав в нём бывшего комиссара Черноморского флота, пытался его застрелить прямо в зале заседаний. После разгона собрания большевиками Фондаминский перешёл на нелегальное положение и стал членом антибольшевистского «Союза возрождения», объединившего правых социалистов.