— Сакс все еще над этим работает.
Время от времени Майя заговаривала о Джоне и Фрэнке. Мишель задавал вопросы из своей стандартной программы психиатра, Майя отвечала так же стандартно, по своей программе. Их голоса звучали прямо в ушах друг друга, это была близость внутренней связи.
Они пришли на ферму лишайников, и Мишель остановился, чтобы взглянуть на них, насладиться насыщенным, живым цветом. Черные снежные водоросли; толстый коврик лишайника оту, сосуществовавшего в симбиозе с сине-зеленым штаммом, который Влад совсем недавно вырастил отдельно от остальных; красный лишайник, похоже, чувствовавший себя не столь хорошо. Тем не менее здесь всего было в избытке. Желтый лишайник; оливковый лишайник; лишайник, который выглядел точь-в-точь как окрас боевого корабля. Хлопьевидный белый и зеленый, как лайм, — цветущий зеленью! Он пульсировал у них на глазах, роскошный, немыслимый пустынный цветок. Он слышал, как Хироко, глядя на «лайм», сказала: «Это
— Да, — подтвердил Мишель и не смог не добавить: — Уже через триста лет здесь будет температура, при которой можно будет жить.
Майя рассмеялась. Она уже чувствовала себя лучше. Вскоре она должна была прийти в норму или даже проскочить этот уровень, войдя в эйфорию. Майя была очень лабильна. В последнее время Мишель как раз изучал лабильность-стабильность первой сотни, а Майя представляла собой ярчайший пример лабильности.
— Поехали посмотрим на аркаду, — предложила она.
Мишель согласился, думая, что случилось бы, наткнись они на Джона. Они вышли на парковку и нашли там маленький джип. Сев за руль, Мишель слушал ее болтовню. Изменилось ли общение, когда голоса отделились от тел и переместились в уши благодаря микрофонам, имевшимся в скафандрах? Создавалось ощущение, будто они, сидя рядом, беседовали по телефону. Или — было ли это лучше или хуже? — будто они общались телепатически.
Джип двигался по гладкой асфальтированной дороге со скоростью шестьдесят километров в час. При этом он чувствовал лишь порывы разреженного воздуха, встречающие забрало его гермошлема. Тот самый углекислый газ, от которого Сакс так хотел очистить атмосферу. Для этого нужны мощные очистители — даже более мощные, чем лишайники. Нужны леса, огромные влажные галофильные леса, где значительное количество углерода будет откладываться в древесине, листьях, дерне, торфе. Нужны торфяные болота в сто метров глубиной, а леса — в сто метров высотой. Сакс так об этом и сказал. По лицу Энн можно было понять, что она не понимала или не слышала Сакса.
Пятнадцать минут езды — и они прибыли в надину аркаду. Здесь все еще продолжалась стройка, и все выглядело сырым и беспорядочным, каким вначале был Андерхилл, только в более крупном масштабе. На запад и восток тянулся длинный вал из бордового бута, вырытого из траншеи, напоминавшей могилу Большого человека.
Они стояли на ее краю. Тридцать метров в глубину, тридцать в ширину, километр в длину. Южная сторона траншеи являла собой стеклянную стену, тогда как северную занимал ряд фильтрованных зеркал, чередующихся с так называемыми марсианскими сосудами — террариумами, создающими вместе пеструю мешанину, будто гобелен, изображающий разом прошлое и будущее. Большинство террариумов были заполнены елями и другими растениями, благодаря которым казалось, что находишься возле огромного, на весь мир, леса, точь-в-точь как на Земле, на ее шестидесятой широте. Или, другими словами, возле старого сибирского дома Нади Чернышевской. Было ли это признаком того, что и она страдала его болезнью? И мог ли он уговорить ее построить Средиземноморье?
Надя работала на бульдозере. Женщина со своей собственной