Красный нуар Голливуда. Часть I. Голливудский обком

Меж тем без конфузов не обходился прием даже гостей не чета Конер. Знакомство Драйзера с СССР едва не ограничилось визитом за визой в советское посольство в Берлине. ВОКС (Всесоюзное общество культурной связи с заграницей) полагало, что визу живому классику делает «Интурист», «Интурист» – что ВОКС. В том же декабре 1934-го из-за отсутствия визы пограничники задержали Робсона.

С первых же дней Конер подхватывает вихрь удачи: страна, в которую она влюбилась, ответила ей взаимностью. За три январские недели она дает в Ленинграде восемь концертов и два практических занятия в Школе театра имени Кирова, читает пять лекций. Контракт продлен, и Конер объезжает добрую половину страны: Архангельск, Урал, Кавказ, Закавказье. У нее столько денег, что она приглашает «к себе» маму и брата.

Наконец, с осени она целый учебный год преподает в Лесгафта. Ее приводит в экстаз советская молодежь, ее дневник – сплошные восклицательные знаки: ах, сколько у этой молодежи энтузиазма, энергии, смелых творческих амбиций, жажды знаний. Она надеется создать со своими учениками постоянную группу – «Новую советскую группу» – и уже сочиняет советские балеты.

Тема – торжествующая радость победы и вера в новую русскую, советскую жизнь. Мой сюжет – красный флаг. Я не танцую того, кто вздымает флаг или прикасается к флагу, о нет. Я танцую сам флаг. Все его движения и все, ради чего он водружен.

Едва приехав в Москву, она, естественно, знакомится с Мейерхольдом. Андрей Гончаров – в 1937-м он получит Гран-при и Золотую медаль Всемирной выставки в Париже – пишет ее портрет. С Прокофьевым, которому не досталось места на каком-то концерте, она делит свое кресло. С Шостаковичем, правда, происходит осечка. Конер хочет, чтобы его музыка сопровождала ее номер на Дворцовой. Шостаковичу неудобно отказать, он мямлит, что с головой погружен в работу над Четвертой симфонией. Историки объясняют это смятением композитора, жестко критикуемого за «формализм». Но Шостаковича необязательно подозревать во лжи: может быть, он действительно не мог отвлечься от симфонии?

Самый дорогой для Конер советский человек – тот, кого она называет Кином. Ее любовник и ее любовь. Всеволод Пудовкин.

С автором потрясшего ее еще в Нью-Йорке «Потомка Чингисхана» и сценаристом Натаном Зархи она оказалась за одним столиком на приеме 29 января 1935-го в «Астории». На груди у Пудовкина – орден Ленина, которого его удостоили 11 января (7 марта его наградят еще и персональным автомобилем). Полин весь вечер танцует с ним: он оказался искуснейшим танцором. Он «блестящ» – иного слова не подберешь.

Странная, истеричная, но блестящая фигура, и, может быть, мне удастся почерпнуть в нем вдохновение.

Мы [с Пудовкиным и Зархи] придумали интересную форму танца на современную динамичную музыку. ‹…› Мы обсуждали тематический материал и как к нему подступиться. Я вдохновлена и напугана новыми стимулами к работе. Я начинаю ориентироваться в этом мире и твердо уверена, что мне надо провести гораздо больше времени в России, чем я изначально планировала. Может быть, я даже устрою здесь свою штаб-квартиру.

Они встречаются в Узком (там у Пудовкина дом) и в Абрамцево – в доме отдыха. Пудовкин и Зархи, соавтор его шедевров «Мать» и «Конец Санкт-Петербурга», работают над новым сценарием.

Это человек, которым я могу восхищаться, уважать его и учиться у него. У меня совершенно нет ощущения, что я – всего лишь тело, всего лишь что-то, что вызывает чувства; я человек, и меня уважают как такового и как художника. Разговаривать! Теряться в диком энтузиазме! В жарком, вздымающемся к небу пламени творения!

Любовь Пудовкина – одна, пусть и главнейшая, из составляющих счастья, в котором она купается. Она для Пудовкина – возможно, что и «луч света в темном царстве». Несмотря на высокую награду, Пудовкин не чувствует себя баловнем судьбы. Ощущение творческого неблагополучия лишь материализует трагедия 18 июля.

В тот день они с Зархи попадут в аварию – будь проклят этот «персональный автомобиль». Зархи погибнет. Сценарий «Победы» (1938), тогда еще называвшейся «Самый счастливый», допишет Всеволод Вишневский, при всех своих достоинствах не «родной» для Пудовкина. Первый вариант беспощадно раскритикует помощник начальника Управления ВВС РККА по политчасти, корпусной комиссар (звание он получит 20 ноября) Михаил Березкин, главный консультант фильма о летчиках, совершивших вынужденную посадку в ходе кругосветного перелета: их считают погибшими, но они живы, и Москва ждет героев.

Сашку нужно облагородить, сделать его социалистическим молодым человеком с большими страстями, с большими идеями, с большим героизмом и способностью к самопожертвованию и с целым рядом недостатков в его отношениях с близкими людьми, вытекающих из этого высокоидейного образа Сашки.

Березкин вскоре загремит как бывший зиновьевец. «Победа» пребывает в «серой зоне» фильмов, словно настаивающих на своем забвении. Но в этом нет вины ни Березкина, ни даже злого рока, убившего Зархи.