Были и другие фильмы, сделанные сугубо благонадежными американцами, хотя бы анимационная «Русская рапсодия» (1944), где жизнерадостные кремлевские гремлины по винтику разбирали в воздухе самолет, на котором Гитлер летел бомбить Москву.
«Сталинистские» фильмы равномерно распределены между всеми ведущими студиями. Всеми — за исключением Paramount.
«Миссия в Москве» и «Истоки опасности» — это Warner. «Три русские девушки» — United Artists. «Северная звезда» и «Дни славы» — RKO. «Мальчик из Сталинграда» — Columbia. «Песнь о России» — MGM.
Не так уж и много, если принять во внимание, что норвежскому Сопротивлению Голливуд посвятил не менее пяти фильмов, французскому — не менее семи, а китайскому — как минимум четырнадцать.
Сценаристов выбирает студия, но кто диктует студии тематический план? Не советское же посольство. Партийность и опасные связи авторов ровным счетом ничего не значат. Коммунисты причастны к фильмам советского цикла, компартия — нет. Это была не советская, а самая что ни на есть американистская пропаганда, продиктованная эмиссарами ФДР. ДВИ недвусмысленно предписывал: «Мы должны бороться с ложью о России, подчеркивать силу и героизм русских».
Какие — после этого — могут быть претензии к «Миссии»?
ДВИ обязал Голливуд исполнить загадочное, почти мистическое указание: «Мы, американцы, отвергаем коммунизм, но не отвергаем наших русских союзников».
Советский цикл декоммунизировал экранную Россию, а не коммунизировал американский экран.
Майер не хочет просоветских фильмов. Русские — это годится, но когда вы думаете о Германии, вы думаете о нацизме, когда думаете об Италии — о фашизме, когда думаете о России — о коммунизме. Все знают, что после войны коммунизм станет нашей самой большой проблемой. Майер делает кино, чтобы держатели акций делали деньги, а не торгует идеями. Невзначай, но настойчиво Джозеф Манкевич подчеркнул, что сценарий «Песни» не носит политического характера, что он не о коммунизме, а о людях. О людях, как мы, людях, которых вы можете полюбить. Майера это не убедило. Русские не как мы. Они — коммунисты. Американцы — нет. Ратофф сказал, что это великая история любви с большой буквы «Л». Чудовищно. Я возненавидел его. Он все убил, но Майеру, кажется, понравилось. —
Студии поручали писать (или «лечить») сценарии Хеллман, Джаррико, Уэксли не потому, что они коммунисты, а потому, что они — лучшие сценаристы. Естественно, в сценарии на такую тему они вкладывали душу, но шли поперек голливудской традиции лишь в одном: пытались придать экранной России чуть больше достоверности, чем экранной Африке. Хеллман, побывавшая в 1938-м в СССР, собрала досье документов и вырезок из советской прессы, заказала переводы материалов процессов над врачами, совершавшими преступления против человечности на оккупированных территориях.
Степень творческой свободы сценаристов нисколько не возросла. Изменилась конъюнктура — вот и все. Вклад коммунистов размывался, растворялся в финальном продукте коллективного голливудского разума. Сценарий «Песни» (рабочее название — «Выжженная земля») прошел через руки одиннадцати писателей. Уэксли привлекли в пожарном порядке лишь потому, что Роберт Тейлор предъявил претензии к сценарию, а Уэксли умел быстрее всех удовлетворять капризы звезд. Лейда отвечал только за подбор хроники для «Миссии» — ни одно из трех изменений в сценарии, им предложенных, не было принято.
Некоторые сценарии прошли экспертизу в советской миссии. Но к замечаниям Владимира Базыкина, второго секретаря советского посольства, Голливуд относился пренебрежительнее, чем к мнению Гисслинга. По сценарию «Песни» Базыкин сделал восемь замечаний. Предложил ввести в фильм представителей интеллигенции, использовать характерные русские имена (перекрестить импресарио Фрумкина в Петрова). Но предложение по существу — пусть Надя разъяснит смысл пакта — студия проигнорировала.
Майер сказал, что в «Песни о России» не должно быть никакой коллективной фермы; это должна быть частная ферма. Мы сказали, что в СССР таких не существует. Он сказал: «Почему это не может быть просто ферма отца Нади? Почему это должна быть коллективная ферма?» Мы в конце концов достигли компромисса. Мы не стали уточнять, коллективная она или частная. Мы просто обошли этот вопрос. —
О какой пропаганде можно говорить, если из «Песни» Майер выкинул слова «коммунизм» и «колхоз»? Из «Северной звезды» Голдвин вычеркнул «социализм» и «коммунизм». Слова «коллектив» и «СССР» звучат однажды — в тексте партизанской клятвы. Только слово «товарищ» проскочило несколько раз.