Красный оазис

Солдаты вступили в долгий спор, потом занялись своими делами, позабыв о Мизре. Потом, когда понадобилось получить какое-то разрешение, вспомнили о нем, забеспокоились, принялись искать. Осмотрели дом, сад, осмотрели окрестности. Нигде не было видно и следа Мизры.

Не смея отойти далеко от усадьбы, солдаты порешили послать кого-нибудь в главный турецкий лагерь — дать знать Осману-паше о странном происшествии, о загадочном исчезновении молодого офицера. Осман был крайне удивлен полученным сведением, и снарядил особый конный отряд на поиски Мизры.

Где же был Мизра?

После разговора с Марикою молодой араб принялся бродить по окрестностям усадьбы без определенной цели. Не замечая того, он отходил все дальше и дальше от усадьбы, отдаваясь печальным думам. Та радость, которую он испытал при получении патента на офицерский чин, давно испарилась бесследно…

— Гнев отца моего на главе моей, — бормотал Мизра. — Марика умрет, но не полюбит меня. Горе мне, трижды, семь раз горе!

Он шел и шел. Солнце пекло его голову. По временам красные и зеленые круги плыли перед его глазами, и шаги его становились неверными. Мысли шли вразброд. Дышалось тяжело, и дыхание вырывалось со свистом из груди. Губы пересохли и почернели.

А он шел и шел.

Еще несколько сот шагов, потом Мизра споткнулся, чуть не упал. Постоял, стараясь сообразить, где находится, и не понимая, как сюда забрел. Покачнулся и со стоном упал на раскаленный песок.

Прошло около получаса. По той самой местности, по которой бродил злополучный Мизра, подвигался, вернее прокрадывался, маленький отряд из шести человек: Тайар, верный слуга шейха Изы, вел беглецов по хорошо знакомой ему местности, чтобы укрыть их в одном из покинутых арабами жилищ на некоторое время, а потом переправить на занятую итальянцами территорию.

— Тут лежит какой-то человек, — сказал он, увидев распростертое тело. — Турецкий офицер.

— Странно! — удивился Иза. — Что это может означать? Ведь сюда пули залетать не могли. Как же мог оказаться убитым или раненым этот офицер?

— Может быть, это больной, случайно оказавшийся в этой местности, — сказал Руджеро Дориа. — Во всяком случае нам следует осмотреть его. Может быть, он жив еще. Мы можем оказать ему помощь.

Они приблизились к лежавшему. Блевио и Дарти осторожно повернули его таким образом, что взорам пришедших открылось его лицо. И тогда крик отчаяния вырвался из уст старого контрабандиста Мукдара-эль-Гамма.

— Мизра, сын мой! Аллах, о Аллах!

Старик бросился на тело Мизры и принялся трясти его.

Руджеро Дориа отстранил сходившего с ума от горя отца Мизры и заявил:

— Если он жив, ты только убьешь его. Пусти меня, я попробую оказать ему помощь.

Пощупав пульс, лейтенант убедился, что Мизра жив. Но голова его пылала, как в огне, а сердце еле билось.

С беглецами была вода в достаточном количестве. Из пары носовых платков лейтенант соорудил компрессы и принялся обкладывать ими пылающую голову Мизры. Прохладные компрессы быстро уняли жар, Мизра пошевелился и застонал.

— Он жив! Он жив! — возликовал старый контрабандист. — О Аллах! Ты, гяур, — величайший геким в подлунном мире. Спаси мне моего сына, и я… Я щедро вознагражу тебя.

Дарти переменил еще несколько компрессов на голове Мизры, и успех превзошел всякие ожидания: араб открыл глаза и заговорил. Взор его был еще мутен, язык с трудом ворочался во рту, но слова были связны.

Дориа влил в рот из походной фляжки немножко коньяку в рот Мизры. Крепкий и совершенно непривычный напиток огнем пробежал по жилам араба. Жизнь окончательно вернулась к нему. Взор прояснился.

— Где я? — пробормотал он. — Как я попал сюда? Как вы-то попали сюда?!

— Глупый ишак! — закричал на него отец. — Почему ты не поблагодаришь прежде того человека, который спас тебя от когтей шайтана?!

Мизра потер лоб рукою, потом, слабо улыбнувшись, протянул руку лейтенанту и вымолвил:

— Я… я молил Аллаха, чтобы он… послал… смерть тебе… А Аллах берег твою жизнь. Для чего? Чтобы ты спас…

— Не будем говорить об этом! — перебил его лейтенант. — Я в сущности ничего не сделал. А то, что сделал, мог сделать каждый ребенок.

— Это ты говоришь так! — вмешался Иза. — На самом деле мы так растерялись, что без твоей помощи, вероятно, предоставили бы Мизре умереть…

— Дай мне руку! — вымолвил Мизра. — Отныне я не враг тебе. Я — друг. Все мое — да будет твоим. — Помолчав, он с горечью добавил: — Я отказываюсь от Марики. Она любит не меня, а тебя. Пусть же она станет подругою твоею… Дай мне руку.

И недавние враги обменялись крепким рукопожатием.

* * *