Темный силуэт восьмитрюмного рефрижератора, как всегда бывает в таких случаях, появился неожиданно. Он, словно огромный, черный айсберг, сопровождаемый воем судовых сирен, проплыл, казалось, впритирку с бортом, накренившегося на десять градусов пассажира и также быстро исчез в белой пелене снега. Рефрижератор шел в балласте, и на мосту пассажира отчетливо видели, как его огромные, блестящие латунью, винты рубят лед, серебряными брызгами, разлетающийся на десятки метров.
Капитан пассажира со звоном рванул ручку телеграфа на полный вперед. Пароход затрясло от работающих на полную мощь двигателей, рулевой положил штурвал право на борт, пытаясь завести нос в черную прогалину чистой воды, которая на глазах стала затягиваться. Казалось, пассажир дрогнул и слегка подался вперед навстречу свободе, но через десять минут бесполезной борьбы со стихией застыл, сотрясая сильнейшей вибрацией все свои внутренности и перепуганных людей, извергая в снежное небо густые клубы копоти.
Семенов крепко впился пальцами в деревянный планширь и уперся лбом в замерзшее стекло лобового иллюминатора.
— Ну, давай, давай, — повторял он…, затем как-то обмяк и тихо позвал.
— Старпом, стоп машине, мы отсюда никогда уже не выберемся.
— Ну что там у вас, «Орлова», проскрипел в динамике бодрый голос Калугина, — не опрокинул я вас, могу повторить, только сделаю циркуляцию. Чувствовалось, что опытный Калугин входит в азарт и не остановится, пока не добьется своего.
— Валентин Петрович, это опять Смагин, ты и впрямь нас так завалишь, мы даже на корпус не продвинулись, но у меня мелькнула еще одна идея, пусть она тебе покажется сумасшедшей, но попробовать надо.
— Валяй свою идею, только времени у меня маловато на тренировки в боевой обстановке, если что дельное, попробуем.
— Сможешь самым малым ходом подойти к нашему форштевню своей прекрасной кормой, а затем дать полный вперед, лед сам уйдет у нас вдоль бортов.
— Ты что сдурел, я же вам винтом бульбу срублю, здесь нужна ювелирная точность.
— За нашу бульбу не переживай, она здесь для понту красными корабелами прилеплена, не улучшает, а только ухудшает ход и маневренность. Да что там долго говорить, о тебе, Валентин Петрович, легенды ходят, а ты боишься кормой пришвартоваться, с меня ящик коньяка.
— Два, — вставил приободрившийся Семенов, — вот наш кэп еще два добавляет и ящик «Джонни Волкера».
— Уговорили, — пробасил Калугин, только это мой последний маневр, не подведите.
Через полчаса пассажир, с исковерканной льдами бульбой и форштевнем, медленно шел в кильватере рефрижератора. Вот на горизонте уже засверкали ходовые огоньки рыбацких судов, лед становился все тоньше и мельче, двигатели работали спокойно без надрыва. Смагин похлопал Семенова по плечу:
— Ну что я говорил, а ты, дурочка боялась, — не удержался съязвить он, — готовь, Капитан, экипаж к перегрузу, да, про шнапс для спасителя не забудь и в отчете не обязательно упоминать все до мелочей, сам понимаешь, затаскают в моринспекции и по парткомиссиям. Ни вам, ни Калугину этого не надо, если бы мы все делали, согласно полученным указаниям наших партийных чиновников, то Российский флот давно бы уже развалился — он еще раз позвал «Карское море».
— Валентин Петрович, как на счет вознаграждения, не забыл?
— Некогда, ребята, я полным ходом иду курсом на север, в бухте Наталья меня целая флотилия дожидается, так что сочтемся на берегу, счастливого плавания.
— И вам семь футов под килем, большое спасибо за услугу, вытащил нас из преисподни, а пассажиры так ничего и не поняли.
— Слыхал, обернулся он к Семенову, за тобой должок, не забудь капитана Калугина, когда-нибудь и ты ему окажешь услугу.
— Да что вы, Игорь Львович, разве такое забудешь, век помнить буду, — Семенов перекрестился, что-то пробурчал себе под нос и бочком вышел на крыло.
Пурга незаметно утихла, небо очистилось от туч, и первые лучи робкого северного солнца осветили, покрытую сугробами, палубу и надстройку. Боцман с тремя матросами большими фанерными лопатами уже начали очищать полубак, чтобы пробраться к брашпилю и отдать якорь. Вокруг до самого горизонта на белоснежной ледовой пустыне были натыканы, словно островки, всевозможные суда, похожие на комочки мерзлой земли в бескрайнем снежном поле.
Игорь взял бинокль и начал осматривать горизонт, ища в окулярах крупную японскую базу под названием «Хайя Мару», а вахтенный помошник, не переставая, вызывал ее на связь, ведь она была первой в списке на смену экипажей.
— Третий, — Игорь повернулся к штурману, — как отыщутся наши японцы, меня сразу на мостик.
— Будет сделано, — бойко отрапортовал вахтенный, если что вызову по обшей связи.
Смагин, не спеша, спускался по центральному трапу в фойе, когда его догнал взъерошенный Джон Карпентер.
— Что это было, начальник, нас заставили одеться в теплое и приготовить спасательные жилеты и ни какой информации и вот только пять минут назад дали отбой.