— То-то и оно, что не нашли, потому, как этих газов достаточно ста миллилитров, чтобы обезвредить весь наш пароход, да и Северокурильск в придачу. — Смагин, конечно, же, сочинял о мифических психогенных отравляющих веществах, но чем черт не шутит. Еще в молодости один из его приятелей после службы в армии привез домой и подарил Игорю два баллончика с ипритом и фосгеном.
Этим нервнопаралитическим газом начинялись мины и снаряды на случай химической войны, паренек тот, охранявший склады химдивизиона прихватил первые, попавшиеся под руку баллоны, чтобы порожняком не вернутся в стены родного города. Эти баллоны так и пролежали у Смагина в гараже без применения долгих три года и, когда он собрался в моря, то попросту выбросил ржавые баллоны в первый попавшийся на пути мусорный бак. С тех пор санэпидстанция города не уставала удивляться, куда подевались все городские грызуны из центра города, в том числе исчезли и все бомжи, промышляющие по городским свалкам.
Смагин понимал, что капитан, по — своему, прав, но уж если так все обернулось, необходимо было придумать новую хитрость для безопасного выкуривания солдат из кают. Он уже дал команду поднять майора, который, проспав двое суток, не понимал, что вообще происходит на пароходе, и лишь когда старпом вкратце рассказал ему о захвате девушки его подопечными, схватился за голову.
— Все, мне крышка, если начальство пронюхает, меня точно отправят в отставку без пенсионного пособия.
Он поначалу кинулся уговаривать своих парней сдаться по-хорошему, но его остановил пассажирский.
— Господин майор, эти парни уже полностью вышли из под контроля, потеряли ориентацию во времени и пространстве, их не волнует сейчас не судьба парохода ни ваша, ни своя, так что предоставьте умным людям решать эту проблему.
Майор выхватил из кобуры «макаров» и стал рукояткой барабанить в железную дверь.
— Открывайте, мерзавцы, всех отправлю под трибунал.
— Побереги силы, Колобашкин, когда эти парни, наглотавшись дыма, начнут один за другим выскакивать из каюты, нам придется применять силу, а людей у нас маловато, — остановил его подошедший Смагин.
— Старпом, прикажи включить принудительную вентиляцию, а я закину пару дымовых шашек в воздушные патрубки. Сколько у тебя моряков? –
— Десять человек с боцманом, плюс пожарная вахта.
Смагин специально говорил громко и уверенно, чтобы за переборкой солдаты смогли услышать все приготовления. Он еще надеялся на чудо, и чудо опять не заставило себя ждать.
Дверь со скрипом отворилась, и на пороге появился знакомый сержант. Он поднял руку и попросил выслушать его.
— Начальник, ты обещал не трогать нас, мы сдаемся, надоело воевать — он нагнулся и положил перед собой тяжелый сверток, — это наши военные игрушки, я приношу извинения перед вами и экипажем за своих парней. Пропустите нас, и мы уйдем с миром, а там будь что будет.
Побагровевший Колобашкин хотел, было, что-то сказать, но Смагин его остановил.
— Забирай майор своих вояк и тихо, без шума по коридорам на трап. — Смагин поправил под свитером тяжелый «магнум» и махнул сержанту рукой.
— Командуй и гляди, чтобы все после окончания службы добрались до дома. Матери, небось, уже все глаза по вам выплакали, а вы все в войну играетесь, хватит, не дети, наверное, пора за ум браться.
Колобашкин заглянул во внутрь каюты и громко скомандовал.
— В шеренгу по одному, дистанция вытянутой руки шагом марш…
Из проема двери показались измученные, сгорбленные фигуры пехотинцев. Никто из них не промолвил ни слова, опустив глаза, они медленно стали подниматься на верхнюю палубу, волоча по ступеням трапа свои нехитрые солдатские пожитки.
— Счастливого пути, ребята, — Смагин махнул рукой сержанту, — берегите себя и больше не позволяйте подлому правительству ставить над собой эксперименты.
Колобашкин обернулся и укоризненно покачал головой.
— Ничего не измениться, начальник, и не надейся, боюсь, для этих пацанов уже нет будущего.
Глава X. Интервенция с американского континента.
И кому же не будет обидно, когда ты столько сделал, полностью отдавался работе, сутками занимался с этими гостями — американцами и в конце вызов на «ковер» к начальнику управления и полный разгром его работе. И за что, оказывается, он влез в чужую вотчину, где огромные деньги уже распределены между избранными, а он простой клерк попытался прикарманить себе уже израсходованные, но еще не «заработанные» путем мошенничества, подлого, обмана и коррупции» грязных денег.
В то раннее, летнее, июльское утро все шло прекрасно. Черный, с тонированными окнами «Шевролет», легко нес в сторону города шестерых прилетевших из Москвы иностранцев. Игорь сидел на переднем сиденье и в пол-оборота слушал высказывания самого разговорчивого из группы крупного и басовитого Леонардо Льва. Огромными растопыренными усами и глазами на выкат, он чем-то смахивал на популярного певца, такого же эмигранта Вили Токарева. Говорил он на прекрасном английском четко выговаривая каждое слово, что было присуще, как раз бывшим русскоязычным людям.