— Слушаюсь, адмирал, к утру с погрузкой закончим, но вот насчет шторма, я сомневаюсь, как бы он к этому времени только не разошелся. Глядите, в бухте камню упасть негде, вся южно — Курильская экспедиция собралась, сейнеры стоят впритык с транспортами. Если ветер начет их крутить, потом неделю якорные цепи не распутают.
— Не паясничайте, Игорь Львович, займитесь лучше делом и проверьте нашу будущую мамашу. Ее огромный живот не внушает мне доверия, может, на острове оставим рожать, от греха подальше, здесь все — таки госпиталь имеется.
Смагин и сам понимал, какую ответственность он взвалил на свои плечи в виде раздувшейся, словно рыба — шар, беременной рыбачки. Еще вчера он разговаривал с судовым доктором Виктором Артюховым, терапевтом по специальности и тот дал понять, что роды могут начаться в любую минуту. Двадцатилетняя морячка, Анечка Любимова, с опухшим носом и вывернутыми губами, со слезами на глазах умоляла начальника рейса не бросать ее на пустынном острове и под давлением еще одной особы — белокурой медсестры в белоснежном сексуальном халате, Игорь все же дал свое согласие доставить роженицу во Владивостокский роддом.
Симпатичную блондинку с раскосыми, карими глазами, точеной фигуркой и ненавязчивым имиджем Мэрилин Монро, Смагин приметил еще в экспедиции во время пересадки пассажиров. Но тогда она была затянута в непромокаемую куртку с капюшоном и таких же болоньевых, стеганых штанах. И лишь выбившийся из-под вязаной шапочки белый локон, который она то и дела закусывала маленькими, блестящими перламутром зубками, сильно оттенял ее, совершенно матовое, словно вылепленное из воска, скуластое лицо. Это сразу и поразило Смагина. Таких лиц он не видел никогда в своей порочной жизни, сердце его опять затревожилось, сон улетучился, пропал аппетит.
Игорь, как мог, боролся с этим наваждением, но чем дальше, тем яснее понимал, что новая любовь снова зарождается в его влюбчивом сердце. Ни работа, ни другие женщины теперь уже ничего для него не значили, но он всегда с опаской обходил лазарет, где до Владивостока поселилась медсестра с таким милым для его сердцем именем — Юлия Чернова. Иногда по вечерам он открывал свой сейф и, достав паспорт Юлии, любовался фотографией, с изображением совершенно простенькой, на первый взгляд, девушкой.
Он никак не мог найти повода, встретиться с ней и вот, когда, наконец, причина появился, и он встретился с ее глазами, то сразу понял, что Юля тоже не ровно дышит в его сторону. Девушка при разговоре отводила взгляд и сбивчиво, краснея, отвечала не впопад на самые обычные вопросы. Это замешательство заметила и Аня Любимова, хорошо знавшая историю Черновой, которая наотрез отказалась сожительствовать на плавзаводе сначала с завпроизводством Саидом Сулеймановым, наглым, кривоногим татарином, а затем отказала и самому помполиту, Федору Склярову — огромному человеку под два метра ростом, страдавшему сахарным диабетом, и потому обладавшему скверным характером и манией величия, бывшего заместителя управления Владивостокской базы тралового флота по кадрам.
С этого момента судьба Юлии была решена и за какую-то невинную оплошность ее сначала освободили от работы, а затем отправили на первом попутном транспорте во Владивосток. Этим транспортом на ее счастье, а может и несчастье, оказался пассажирский пароход, где она встретила мужчину, поразившую ее с первого взгляда своим обаянием. Хотя она и приметила на его правом безымянном пальце обручальное кольцо, упоительные мысли о скором романтическом свидании с начальником рейса преследовали ее день и ночь.
— Дурочка, погляди на меня, — укоризненно, словно сердобольная мамаша, говорила ей Любимова. — Я — то хоть знала, на что иду, мне просто нужен был здоровый и красивый ребенок. Конечно же, я не отказалась бы от предложения старпома выйти за него замуж, но с первой минуты нашего знакомства я понимала, что такой шанс у меня может один из тысячи, и такого предложения я так и не дождалась. А ты мало того, что своими красивыми ножками и мордашкой очаровала весь экипаж плавзавода, еще и во всеуслышанье послала, куда подальше, наших местных начальников с их сальными предложениями. И не надейся, что этот начальник на пассажире лучше наших толстозадых на плавбазе, такая же сволочь. Я разговаривала с местной обслугой, говорят, прошелся, словно смерч, по лучшим бабам и ни с одной не задержался.
— Да что ты такое говоришь, Анюта, с чего ты решила, что я запала на этого ловеласа, — Юля наигранно улыбнулась и продолжила, — просто я смущаюсь, когда меня так нагло разглядывают, и ничего не могу сказать только из-за того, что мне этот парень, кажется, совсем не таким за кого он себя выдает. Он сам здесь, словно в клетке с тиграми, контролирует каждый свой шаг, и я как врач говорю, его нервная система оставляет желать лучшего.