Красный сфинкс

«В работах первых абстракционистов, – вспоминал он, – меня привлекало именно изобретательство, и я решил придумать что-либо свое. Это оказалось не так-то просто. Появилась мода на выявление фактуры предмета, причем отнюдь не живописными средствами. И вот вся наша группа рисует натюрморт. В нем центральное место занимает расписной фаянсовый чайник. Как же передать его гладкую блестящую поверхность? И вот, смотрю, мои товарищи вынимают из карманов завернутые в бумажку кусочки сырого теста и начинают лепить на полотне рельеф чайника, после чего, когда он подсохнет, подкрашивают белилами и расписывают. Шершавую, грубую скатерть изображают тоже в „фактуре“, и, чтобы передать шероховатость, посыпают холст толченым кирпичом, крупой, сахарным песком. Затем грунтуют и закрашивают. На картинах появилась жесть, обрывки газет, осколки стекла… Я попробовал создать свой „абстракционистский опус“. Нарисовал гуашью плоскостные изображения всех этих знакомых предметов (горшки, тарелки, кофейник, цветные драпировки, – Г. П.), причем в самой неожиданной композиции. Получилось нечто вроде мозаики из геометрических фигур. От абстракционистских творений эта композиция отличалась присутствием некоторого смысла – ведь ее основные элементы все же напоминали реально существующие предметы, а абстракция предусматривает «беспредметность». В то время это течение, как мне помнится, называлось супрематизмом…»

Эти увлечения постепенно сменились театром, рисованием карикатур, построением сценических декораций. «В отличие от товарищей я не делал эскизов на бумаге, а сразу приступал к объемному макету. Конструировал его из плоскостей, кубиков и других геометрических фигур, специально склеенных и раскрашенных. Это мне пригодилось лет через десять, когда начал конструировать радиостанции, только в этом случае пришлось пользоваться деревянными чурбачками, под которыми подразумевались основные элементы аппарата: батареи, лампы, конденсаторы и другие радиотехнические детали…»

О радио В. Немцов всегда писал с восхищением. «Например, делали приемник в портсигаре. Из тончайшей проволочки наматывались катушки, вытачивались на удивление часовым мастерам, крохотные контакты для переключателя, конструировались детекторы, которые надо было настраивать с помощью пинцета, пользуясь при этом лупой. Этот портсигар мог отучить его хозяина сразу от двух привычек: курить и слушать радио. Слышно-то было еле-еле и, главное, все станции вместе…»

И дальше («Незримые пути», 1953) – о путешествие радиоволны от передатчика к приемнику: «Звенящая нота разорвала тишину. Посмотрим на этот звук нашим воображаемым аппаратом. Сейчас его объектив направлен прямо на рояль (передают концерт из студии, – Г. П.). видишь, как по экрану побежали круги, словно от брошенного в воду камня. Медленно добежала волна до микрофона на тонкой подставке. Он чем-то напоминает камышинку в пруду. Такой же продолговатый цилиндрик наверху.

Но смотри на экран.

Волна проникла в дырочки микрофона.

Последуем за ней. Снимем сетчатый колпачок.

Оказывается, перед нами – так называемый ленточный микрофон.

Дрожит от звуковых волн тонкая металлическая ленточка. Находится она в поле сильного магнита. Что же из этого получается? Ты скажешь (даже не заглядывая в учебник физики), что в движущейся ленточке, которую мы сейчас можем рассматривать как проводничок, должен возникнуть электрический ток. Таким образом звуковая нота превратилась в электрические колебания. Но до чего же они слабы! Кажется, дойдут по проводу до соседней комнаты – и погаснут…»