Красный сфинкс. Книга вторая

Вдруг кто-то крикнул: «Капусту дают!» Любопытных тотчас же как будто ветром сдуло. Толкая друг друга, они помчались, вытаскивая на бегу старые газеты для завертки этого тропического лакомства!» Мы остались с Пулякиным вдвоем. Мой сосед вздохнул и сказал:

– Когда я был маленький, в России было столько капусты и свежей и кислой, что никто даже не знал, что с ней делать.

– Вы, Пулякин, – сказал я, – не учитываете возросшего спроса на кислую капусту. Мы все теперь живем зажиточной жизнью, и поэтому каждый из нас в состоянии купить для себя кислую капусту, которая раньше была предметом потребления миллионеров. Однако смотрите, что делается с этим снарядом.

Верхняя часть цилиндра начала вращаться. Показались блестящие нарезы винта. Послышался приглушенный шум, как будто не то входил, не то выходил воздух с довольно сильным свистом. Наконец верхний конус цилиндра качнулся и с грохотом упал на землю. За края цилиндра изнутри вцепились человеческие руки, и над цилиндром всплыла, качнувшись, голова человека. Смертельная бледность покрывала его лицо. Он тяжело дышал. Глаза его были закрыты. Мы бросились с Пулякиным к незнакомцу и, наступая друг другу на мозоли, помогли ему выбраться из цилиндра…»

Так появился на Земле первый самый настоящий марсианин.

«Оказывается, на Марсе все прекрасно говорят на русском языке, а поэтому мы уже через час весело болтали о разных пустяках.

Конечно, я рассказал ему – (марсианину, – Г. П.) всю историю человечества, познакомил его с классовой борьбой и подробно описал государственный строй в нашей стране. В свою очередь марсианин сообщил мне историю Марса, которая оказалась похожей на историю Земли, и закончил свой рассказ сообщением о том, что у них на Марсе советское государство существует уже 117 лет, что меня чрезвычайно обрадовало, так как марсианин мог, стало быть, поделиться с нами богатейшим опытом. Я показал небесному гостю газеты, и, к моему удивлению, он бойко начал читать их на чисто русском языке. Он начал читать с увлечением, но скоро вся его бойкость исчезла. Зевота начала раздирать рот марсианина на две половины. Я совсем упустил из виду, что он не житель советской страны, а поэтому, очевидно, читает все подряд.

Прикрывая рот ладонью, марсианин сказал, зевая:

– А скучноватая у вас жизнь на Земле. Читал, читал, но так ничего и не мог понять. Чем вы живете? Какие проблемы волнуют вас? Судя по вашим газетам, вы только и занимаетесь тем, что выступаете с яркими, содержательными речами на собраниях да отмечаете разные исторические даты и справляете юбилеи. А разве ваше настоящее так уж отвратительно, что вы ничего не пишете о нем? И почему никто из вас не смотрит в будущее? Неужели оно такое мрачное, что вы боитесь заглянуть в него?

– Не принято у нас смотреть в будущее.

– А может быть, у вас нет ни будущего, ни настоящего?

– Что вы? Вы только посмотрите – я завтра сведу вас в кино на фильм «День нового мира» – как интересна и содержательна наша жизнь. Это не жизнь, а поэма.

– Не понимаю в таком случае, почему же все это не находит своего отражения в газетах.

– Вы не одиноки, – сказал я, – мы тоже ничего не понимаем.

Марсианин собирался задать мне еще кучу неприятных вопросов, но, на мое счастье, в эту минуту в открытое окно влетел грязный лапоть и шлепнулся прямо в тарелку с душистой земляникой.

– Что это? – испуганно вскочил марсианин.

– Сидите, – сказал я спокойно, – ничего особенного не случилось. Просто наша молодежь решила пошутить с нами. Они у нас вообще весьма оригинально развлекаются.

– Простите, – в замешательстве сказал марсианин, – но я совсем не понимаю соли этих развлечений. Кто у вас воспитывает молодежь?

– У нас есть лозунг: спасение утопающих – есть дело самих утопающих. По этому же принципу построено и все воспитание подростков. Они сами воспитывают себя.

– Вы шутите?

– Мы плачем, но что же делать. Так уж все это разумно у нас устроено. Молодежь у нас воспитывают комсомольцы.

– Они педагоги, надеюсь?

– Напрасно надеетесь. Они не только не имеют никакого представления об этой науке, но некоторые из них вообще не слишком сильны в грамоте.

– Но что это за организация?

– Это нечто вроде рудиментарного органа советской власти. Память о тех далеких временах, когда у нас были комитеты бедноты, женотделы и совсем не было государственной системы воспитания детей. Ну, а раз сохранилась эта древняя организация – так надо же поручить ей какую-нибудь работу.

– А не ведет ли этот комсомол политического воспитания детей?

– Вот, вот, – обрадовался я, – именно политического. Они собирают детей 10–12 лет и «прорабатывают» с ними доклады вождей, «знакомят» с Марксом: «затрагивают» вопросы диалектического развития общества.

– А не обидятся ли комсомольцы, если упразднят их организацию?

Я даже захохотал.

– Вы действительно упали с Марса, – сказал я. – За что же им обижаться? Наоборот, за исключением аппаратчиков, все они будут очень рады этому.

Марсианин вздохнул и сказал:

– Н-да. Как видно, у вас многое еще нуждается в исправлении.