Читаем Красный снег полностью

Красный снег

– А там, по прямому пути, светит вам каторга пожизненная.

– Это за ложки-вилки да за то, что побоялся за побег из матросов повиниться? Не многовато насчитали? – не сдержался-таки Жоржик.

– За ложки многовато. И за дезертирство тоже. А вот за убийство купца Симанова с семьей в самый раз.

Жоржик вскочил, но Маршал тут же усадил его обратно.

– Какого купца?! Чего вы мне еще вешаете?! За цацки свое отстрадаю, а за чужие дела, благодарю, воздержуся!

Филиппов поднял руку, и матрос сразу осекся.

– В селе Поповщина Порховского уезда в прошлый понедельник, ночью, убили всю семью торговца льном Осипа Симанова. Всю семью. И работника, – повторил Владимир Гаврилович, дважды нажав на слове «всю». – Симанова с сыном и батраком зарезали, а сноху с детьми зарубили топором. Шестерых детей. Топором. Старшему было семь. Младшей три.

Жоржик судорожно сглотнул, дернул подбородком. Филиппов продолжил размеренно-монотонно:

– Мужчин связали тем же узлом, что вы связывали своих дачных жертв. Константин Павлович, – Филиппов указал на стоящего у двери Маршала, – обнаружил на месте преступления окурки папирос. И еще одну улику. Помимо этого есть два свидетеля, которые видели вас на станции и в Поповщине. Завтра их привезут в Петербург, и я уверен, что они вас узнают. Поверьте, суду хватит доказательств. Скажете что-нибудь?

– А то! – взвился Жоржик. – Да такой узел кажный рыбак знает, тоже мне удумали! Вон, не поленитесь, езжайте до Ладоги да там покажите людям. Враз вам навяжут всякоских узлов! А свидетелей своих тащите, в харю им плюну, ежели на меня укажут! Не был я в вашей Поповщине, вот вам весь мой сказ!

– Ну что ж, – как бы подводя черту под диалогом, Владимир Гаврилович провел по столу ладонью, – признание сэкономило бы время нам и позволило бы рассчитывать на снисхождение вам. Не желаете – ваша судьба и ваш выбор. Но у вас есть время подумать до завтра. Наверное, есть.

– Почему наверное?

– Потому как сейчас я то же самое расскажу вашим товарищам. Вы как считаете, они будут такими же буками, что и вы? Не знаете? Ну так узнаем. Конвой!

Жоржик медленно встал, вытянул, подставляя под наручники, руки. Посмотрел на Филиппова, затем на Маршала, но так ничего и не сказал.

Когда за арестантом закрылась дверь, Владимир Гаврилович взял помощника за рукав, подвел к выходу и быстро заговорил:

– Голубчик, вы же слышали про улику, о которой я помянул в разговоре с этим субчиком? Я ведь рубашечный карман имел в виду, который вы из рук Алексея Боровнина достали. Меня тут какая идея пронзила: как считаете, ваш Треф способен унюхать его хозяина, ежели он среди наших задержанных имеется?

– Уверен, что унюхает, – заражаясь энтузиазмом начальника, с азартом ответил Маршал. – Вы бы знали, как он у меня в Ельце…

– Поторопитесь, голубчик, – перебил Филиппов, схватившись за телефон, – потом расскажете про его подвиги! А я уж пока без вас с остальными побеседую.

– Стойте! Есть ведь еще одна улика!

Филиппов опустил телефонную трубку на рычаги, вопросительно посмотрел на помощника. Тот достал из кармана свой блокнот, перелистнул несколько страничек и ткнул пальцем в картинку:

– Вот! Рисунок следов из Поповщины. Два вида отпечатков тех, которые в лесочке топтались. А у вас еще должна быть фотокарточка следа из Стрельны. Помните, Радкевич тогда фотографу указывал, где снимать? Это даже вернее, чем узлы, доказывает, что и ограбления, и убийство Симановых – дело рук одной шайки! Я за Трефом, а вы уж поручите ротмистру, пусть тот декабрьский снимок отыщет. И сличим с обувью задержанных и с моими зарисовками.

Пока Филиппов звонил дежурному и просил подогнать ко входу автомобиль, а потом инструктировал ротмистра Радкевича, Маршал заскочил в свой кабинет за пальто и шляпой и с поспешностью, обычно нервирующей подчиненных, спустился на улицу. Через минуту подъехал и мотор. Однако тут случилась небольшая заминка. Едва они двинулись с места, как тут же ткнулись носом – из-за угла прямо навстречу выкатила пролетка.

– Куда прешь, долгополый? – высунувшись в окно, заорал на извозчика шофэр. – Хочешь бляхи лишиться? А ну-ка, принимай назад.

– Да куда ж приму, чай, не твоя керосинка, а живая скотина! – Румяный малый на козлах не стушевался. – Сейчас господ ссажу и отъеду! Извиняйте, барин, придется тут сойтить.

Из коляски на тротуар проворно выскочил пожилой невысокий господин в пенсне, цилиндре и с седой донкихотовской бородкой, подал руку другому, более молодому, бритый профиль которого показался Константину Павловичу смутно знакомым. Молодой человек удивленно посмотрел на здание, покачнулся и, казалось, если б не рука «Дон Кихота», упал бы. Но что произошло с необычной парочкой дальше, разглядеть Маршалу не удалось: лошадь попятилась боком, освобождая проезд, и автомобиль нырнул в проулок. «Ладно, – решил Константин Павлович, – после в журнале посмотрю фамилию».