Язык проскользнул от колена по внутренней части бедра, а ладони огладили внешние части с обеих сторон, заползая под майку. Она прикусила губу, продолжая бегать зрачками по странице. Нотт прислонил бокал ко рту, слегка склонив голову на бок. Теперь он мог видеть её реакцию вживую, и эта игра импонировала ему намного больше. Грейнджер бросила на него недовольный взгляд, когда кончик языка прошёлся прямо вдоль полоски белья, скрывающего её лоно. Лукаво улыбнувшись, он сделал небольшой глоток из бокала. Невидимая магия проникла под майку, нетерпеливо сжав кожу на ребрах. Губы прильнули к клитору, осторожно сжимая его сквозь ткань.
— Скажите честно, господин Нотт, — не выдержав невербальную ласку, поинтересовалась она, — вам скучно?
— Увы, мой вечер должно было скрасить эротическое шоу, которого вы меня лишили… — с наигранным сожалением протянул он, — потому развлекаюсь, как могу.
Она сжала челюсть, когда губы жадно впились в кожу, граничащую с бельём. Грейнджер прикрыла глаза на секунду, но наваждению было не суждено развеяться. Пальцы очертили полушария грудей, неторопливо перемещаясь к ореолам. Гермиона захлопнула книгу, а Теодор с нескрываемым любопытством опёрся подбородком на большой палец правой руки, опуская стакан на стол.
— Шоу, значит… — положив книгу на журнальный столик, она поднялась на ноги. — Мне отчего-то казалось, что вам хватило утром, — вскидывая подбородок, Грейнджер приподняла майку до талии, подцепив большими пальцами тонкие полоски белья. — Если же мало… — она потянула их вниз, отпуская на уровне колен так, что трусики рухнули на пол. — …я предоставлю вам дополнительную программу.
На мгновение Нотт оцепенел, проследив за падением незначительного куска синей ткани вниз. Под её пристальным взглядом голова опустела, и кровь вновь хлынула в ещё не до конца опавший член. Гермиона мягкой поступью подошла к барной стойке и остановилась прямо напротив Теодора. Он плохо понимал, чего добивается эта ведьма, но по позвоночнику прошлась мелкая дрожь. Девушка подвинула стул ближе, скользнув по нему коленом, а затем уже привычным движением уселась на столешницу сверху.
— Думаете, второй раз будет таким же впечатляющим? — поинтересовался Нотт так хладнокровно, как только мог.
Её левая нога скользнула вдоль барной стойки, а вторая — с другой стороны. Расположившись в идеальном шпагате на расстоянии в пол-ярда от него, Гермиона склонилась вперёд, почти задевая мужчину носом. Ком подступил к горлу слишком быстро. Теодор был несказанно счастлив, что за выступающим лакированным краем невозможно заметить его выпирающий член. Потому что с тем напряжением, которое скопилось в этой мышце, он спокойно мог удерживать эту гребенную столешницу без дополнительной поддержки, самостоятельно.
— Если это вам больше не требуется, то я воспользуюсь, — пододвинув к себе ближе его рубашку, она приподняла бедра, опустившись на ткань сверху. — Девочкам ведь нельзя сидеть на холодном?
Возможно, Нотт и хотел что-то ответить, но не успел. Обхватив пальцами край барной стойки с его стороны, Грейнджер прикрыла глаза и повела тазом вперёд, издавая прерывистый громкий вздох. Его мозг отказался работать, когда её бедра сделали это же движение в обратном направлении. И лишь после нескольких подобных повторений Теодор смог осознать происходящее. Прямо сейчас. В его квартире. На его столешнице. Гермиона тёрлась. Своей промежностью. По его рубашке. Он потратил всю силу воли только на то, чтобы удержать руки на месте, но, когда она простонала, стало почти нестерпимо.
Уже знакомый запах чёрной смородины наполнил лёгкие до отказа, смешиваясь с незнакомым ему сладковатым ароматом, от которого язык нетерпеливо елозил по зубам. Белая плотная майка скрывала девичье тело паршиво, но собралась складками именно там, где таз Грейнджер соприкасался с тканью, заляпанной парой капель кофе. Прикрыв рот ладонью, Нотт до боли закусил губы. Нужен был хоть какой-то якорь с реальностью прямо сейчас, иначе он просто утонет в пучине этих вызывающих движений, громких стонов и будоражащих запахов. Он бы соврал тысячу раз, что ему не нравится, как выгибается её спина и призывно приоткрываются губы. Он бы соврал, что ему неприятно видеть, как она склоняется ближе и подается вперёд. Он бы соврал, что от одного запаха её смазки у него нет никакого желания вылизать всё её тело вдоль и поперёк. Он бы соврал, но сам бы себе не поверил.
Протяжный громкий стон расколол воздух. Её пальцы сильнее сжались, а от плеч к бёдрам прошлись короткие спазмы, сотрясшие стан. Она выдохнула свой оргазм ему в лицо, пронзая всё тело сотней маленьких иголок, и распахнула глаза. Теодор не помнил ни единого слова, поглощенный негой, разлившейся в её улыбке.
— Надеюсь, я удовлетворила вашу жажду зрелищ, — сводя руки ближе, промурлыкала она. — Вы — это приятная публика.