Имаскар смотрел на нее с пониманием собственной слепоты. Вот оно как: неученая лекарка, пригнанная из какой-нибудь захудалой деревни на отшибе Союза, попавшая ему на глаза только потому, что осталась единственной - и вдруг так складно излагает то, что он отчаялся понять.
Значит, вера.
-- Я верю, - обронил глухо. Внутри что-то треснуло, тренькнуло, как оборванная струна.
-- Тогда прикажи седлать коней, - спокойно, без тени того жара, с которым только что стыдила веру Имаскара. - Ты здоров, шианар, и Меч пепла заждался тебя в западных землях.
Так он и поступил. На этот раз Ксиат проявил чудеса упрямства, и архату пришлось взять верного генерала с собой. Тем более, замок оставался под присмотром парочки отважных и умных командиров, за назначение которых генерал похлопотал лично.
Выехали спустя несколько часов. День склонялся ко сну и Ксиат осторожно увещал шианара погодить с выездом до утра, но Имаскара воротило от одной мысли коротать еще одну ночь в компании книг. Если останется - непременно поддастся сомнению, снова потонет в книгах в поисках пищи для сомнений. Нет уж, пора заканчивать с этим книгочтейством.
"Уж не для того ли, чтобы повернуть меня на путь слабости, Даната прислала свои дары?" - размышлял он, покачиваясь в седле.
Лошади после получасового галопа, требовали спокойной рыси, а выступивший из-за холма лесок был тому подспорьем. Непогода последних дней сделала почву рыхлой, набухшей, как старый утопленник. Она затягивала копыта лошадей, целыми клочьями налипала на ноги. В лесу, однако, дела обстояли лучше. Плотный слой палых листьев, не успевших прогнить свежих и прошлогодних палых листьев, держал грязь. Всадники лавировали между плотными рядами голых, будто черные свечи деревьев, почти не разговаривали.
-- Куда мы едем, шианар? - осторожно спросил верный Ксиат. Вопрос, который следовало задать до того, как требовать место подле своего господина.
-- На запад. - А что еще ему сказать?
Ксиат умолк. Вряд ли он ждал большего, скорее уж - не ждал ответа вовсе. За то Имаскар ставил генерала выше остальных: преданность, послушание и готовность не задавая вопросов сигануть вслед за господином хоть в жерло вулкана.
Имаскар мысленно чертил свой путь. За лесом будет холм, за холмом, в песчаной долине, несколько деревень. Местные не откажут в гостеприимстве своему шианару, хоть Имаскару меньше всего хотелось видеть затравленные взгляды фермеров. Союз разбит наголову, родитель и родительница погибли, Наследников зарезали, как свиней. Кто защитит скот и амбары, если воинов осталось меньше нескольких сотен.
-- Ты великий воин, - сказал Ксиат, будто угадал его сомнения. - Риилморский потрошитель. Если не верить в тебя - то в кого тогда?
"А что делать, если во мне самом веры меньше мышиного помета?"
За деревнями, глубже на запад, охотничьи угодья Союза, еще дальше - Пустошь палачей, место, куда не хватит отваги сунуться и отъявленному храбрецу. Следом - то, что полтора века осталось от Черной кости. Некогда величественный замок, увенчанный, как короной, десятью башнями, одна выше другой, гранитный исполин высотой и шириной способный заткнуть за пояс любого младшего собрата. Место, о котором небылиц ходит еще больше, чем о мече Гарула. Гнезда морлоков, банды крэйлов и целые полчища теней - наименьшее, обитаемое в Черной кости зло. Так поют песни и так толкует молва. А еще Черная кость - утроба проклятых, место, выстуженное их утробным воем, где они бродят, лютые от вечного голода.
Имаскар выдохнул. Крэйлы, морлоки, дьяволы и прочие порождения скверны - он пройдет сквозь них, как нож проходит сквозь воду, только бы увидеть ее.
"Эгоист! - стегнул мысленно сам себя. - Не ты просил Скорбную смилостивиться и принять ее в свои владения? А теперь истекаешь слюной от желания увидеть чудовище, которым она сделалась в людском огне".
Он устремил взгляд вперед, в сторону былинного замка. Отсюда и в сумерках его ни за что не увидеть.
Глубоко за полночь, они въехали в подвернувшуюся первой деревню. Опасения Имаскара не оправдались: крестьяне радушно приняли высоких гостей, чуть не под руки провели в дом старосты. Несмотря на поздний час, вскоре под его крышей собралась уйма народа. Каменный и на вид крепкий домишко, казалось, все равно не выдержит и треснет от обилия втиснутых в его чрево тел.
Имаскар порядком утомился в пути, но исполнил положенные церемонии: выслушал тяготы местных, хлопоты об урожае, охи о разбойничьих нападениях, которые, судя по количеству в толпе изувеченных лиц, случались все чаще.
Особенно Имаскару запомнилась одна старуха: голомозая, с редкой щетиной седины на бледном черепе, но полным ртом крепких, пусть и желтых зубов.
-- Все мои полегли, шианар. Кто где теперь гниет: муж в поле, сын да невестка да их дети малые в сарае сгорели, их прах ветер развеял над нужниками нашими. - Говорила и посмеивалась, как дитя несмышленое. Подкошенная горестями старая елка, облезлая и никчемная.