Красный вестерн

Это, разумеется, не по правилам классического вестерна. Белые англосаксонские протестанты всегда являются в нем положительными персонажами, а краснокожие и (в то время) чернокожие – в лучшем случае – помощники – слуги белых героев без страха и упрека. Но ведь на то и красное знамя, чтобы освящать модернизацию классических схем. Именно немеркнущий свет алого стяга сделал черно-белую ленту Михаила Ромма выдающимся явлением в рассматриваемой нами истории уникальной трансформации американского кинематографического жанра на советских, социалистических просторах.

Годы сороковые. Иван Пырьев и классик мультипликации

Когда изучаешь историю советского кино, смотришь в хронологической последовательности фильмы, то как бы заново переживаешь историю страны. Человеконенавистнический кинематограф конца тридцатых вызывает чувство панического ужаса. Бесконечная борьба с врагами – вредителями – шпионами – диверсантами, число которых не уменьшается, сколько их ни уничтожай…

Бесчисленные призывы к убийству – смерти – расстрелу— казни— «священной беспощадности»… Бессчетные оскорбления в адрес интеллигенции и восхваления пролетариата – колхозного крестьянства – карательных органов…

И вдруг это все заканчивается.

В 1940 году на первый план выходят музыкальные комедии, забавные драмы, исторические полотна, «из глубины веков» растолковывающие зрителю «правильность» современной политики. Советский кинематограф, конечно, не перестает быть сталинским. И дело даже не в том, что портреты вождя по-прежнему освящают стены кабинетов, а клятвы верности ему оглашают экранные пространства.

В советском кино сорокового года чувствуется этакая радостная усталость. С врагами поборолись от души. Убили всех, кого надо. Даже до Троцкого добрались в далекой Мексике. Кого не надо – тоже убили. На всякий случай.

В общем, по окончании великих дел победители решили немного отдохнуть. Советское кино последнего предвоенного года стало походить на кино Германии, которое, как известно, не отличалось всепроникающей остервенелостью. Были отдельные «особо ценные полотна», рьяно пропагандирующие расизм и национал-социализм, но основной репертуар составляли бездумные оперетты, трогательные бытовые историйки, действие которых разворачивалось в некоем обществе – вроде современном, немецком, но – без единой приметы реальной жизни.

И вот, 22 июня, ровно в четыре часа Адольф Гитлер, подло нарушив все соглашения и договоры, напал на СССР. Началась великая война, продемонстрировавшая миру невероятное мужество советских людей.

Советское кино военных лет, когда его смотришь непосредственно после фильмов тридцатых годов, производит шоковое впечатление. В одну секунду кинематограф Идеи стал кинематографом Человека. Поступки людей в нем определяются не директивами партийного руководства, а естественными желаниями и стремлениями. Разумеется, партия никуда не делась. Более того, в каждой картине на словах непременно подчеркивается ее «руководящая и направляющая роль» в организации народного сопротивления оккупантам. Но – удивительное дело – в военных картинах светлые образы партийных товарищей не выглядят так неестественно-плакатно, как в конце тридцатых или, скажем, в фильмах первого послевоенного пятилетия.

Вот типичный пример. Фильм Ивана Пырьева «Секретарь райкома».

Поставлен он в 1942 году и является первой полнометражной игровой лентой военного периода. Рассказывает историю о том, как жители небольшого городка эвакуируются, уничтожая все, что нельзя вывезти, уходят в партизаны, руководит которыми товарищ Кочет – секретарь райкома ВКП(б).

Название ленты и краткий пересказ ее сюжета, казалось, способны отвратить от самой мысли о ее просмотре. Однако уже с первых кадров становится ясно – перед нами какая-то странная картина. Советско-несоветская. Название и сюжет, безусловно, наличествуют. Есть и еще кое-что.

Уже в одной из первых сцен к Кочету приходит старик и просится в отряд. Внук пытается убедить секретаря не принимать деда. «А мне на это вашего разрешения и не потребуется, молодой человек! – восклицает Гаврила Русов. – Я вот иду по его призыву». В кадре появляется портрет Сталина, как аргумент, против которого не возразишь. Старика принимают в отряд, где он потом, разумеется, совершит подвиг.

Этот эпизод вроде бы подтверждает не только советскую, но и сталинистскую суть произведения. Однако, когда в 1963 году «Секретаря райкома» будут выпускать в повторный прокат и обзовут акцию даже не восстановлением, а перемонтажом, сокращению подвергнется лишь этот самый портрет, возникающий в кадре всего на несколько секунд. Имя вождя никто в фильме не упомянет, что, согласитесь, странно для советского фильма про то, как партия возглавила сопротивление фашистам. Более того, для первого фильма о войне, создаваемого, к тому же, к двадцать пятой годовщине октябрьской революции.