Красный вестерн

Собственно говоря, цитатой представляется сама фабула картины, придуманная сценаристом Фигуровским.

Поезд идет по направлению к городу. Дорога перерезана. Тогда Герой, Красавица, Соратники Героя и замаскированный Злодей вынуждены пробираться на перекладных. Тачанка времен Гражданской войны, конечно, отличается от фордовского дилижанса, но события, происходящие с ее пассажирами, взаимоотношения людей, бескрайние степи, по которым она едет, и одинокие селения, у которых останавливается, уж очень напоминают коллизии классического вестерна.

Речь здесь ни в коем случае не идет о плагиате. Молодые и талантливые советские кинематографисты, снимавшие фильм во время революционных событий пятьдесят шестого года, решили пофрондировать. Но не против советской власти – такого не было и в мыслях. Против тоскливой регламентации искусства, еще вчера казавшейся вечной. Если в случае «Смелых людей» Сталин лично дозволил отступить от мертвящего канона, то Самсонову с Добронравовым было решено не мешать в их «баловстве».

Ведь, если вестерн, значит – динамика, приключение, кассовый успех. А если в дни 40-летия Октября народ валом валит на фильм, действие которого в первые послеоктябрьские годы разворачивается, значит, в СССР не надо бояться тех вспышек ревизионизма и открытого антикоммунизма, что имеют место в некоторых странах народной демократии. Словом, формальные, художественные новации Самсонова и Добронравова начальство сочло за благо не критиковать. Разумеется, в упрощении великих событий, в излишнем увлечении внешним действием, в недостаточной разработке характеров картину обвиняли. Но в «посягательстве на устои», в привлечении «арсеналов буржуазного кино для отражения на экране великих страниц советской истории» – нет.

Подобные словеса появятся на страницах газет во второй половине семидесятых годов, когда время опять настанет «тухлое», а кинематографисты, стремясь и начальству угодить, и народ в залы завлечь, начнут выпускать вестерны про Гражданскую войну пачками.

«Огненные версты» при выходе пожурили, а потом и вовсе писать про них перестали. Только так же, как в истории со «Смелыми людьми», все подпечатывали новые сотни черно-белых копий для сбора денег.

Здесь о потере цвета приходится сожалеть сильнее. Не случайно с пыльной дороги начинается картина и золотой, оседающей пылью заканчивается. Тут и образ вздыбленного мира, и размышления об исчезнувшей империи, и догадки о том, что же станет потом, после того, как пыль уляжется, тачанка умчится, поезд приедет по назначению, все злодеи умрут, а все герои женятся на красавицах…

При просмотре черно-белого варианта подобные размышления тоже возможны. Но – далеко не у каждого зрителя. Пыльно-золотистая гамма оригинальных «Огненных верст» заставляет думать об этом многих.

К тому же, снятый в обычном формате, фильм частенько производит впечатление широкоэкранного. Ко времени выхода «Огненных верст» новый размер экрана, уже чрезвычайно популярный в Америке и Европе, в Советском Союзе был успешно использован в сказочном «Илье Муромце» и неуспешно – в историко-революционном «Прологе». Самсонов и Добронравов раздвигают рамки своего экранного пространства путем своеобразных «передержек». Они заставляют нас смотреть многие эпизоды своего фильма на несколько секунд дольше, чем того требует монтажный ритм. Собственно действие уже завершилось. Пора переключаться на другое. Но камера все еще показывает нам тачанку, которая едет и едет по бескрайней степи. Нам уже не за чем следить, кроме этой самой тачанки, пыли которую она поднимает, и дороги, по которой движется. И мы не понимаем даже, а чувствуем безмерную ширь нового мира, в котором еще много злодеев и, следовательно, есть работа герою, красавице и помощникам.

Мир социализма в середине пятидесятых годов был также бескраен. От Кольского полуострова до острова Хайнань, от Чукотки до Адриатики. Разные страны располагались на этом пространстве.

Свобода, которой располагали художники в Югославии, не снилась их собратьям по миру социализма. Происходило это благодаря прагматизму товарища Тито, который позиционировал свою державу, как социалистическую, но не присоединяющуюся ни к каким союзам и блокам. Это, а также репутация человека, бросившего в 1948 году вызов всесильному Сталину, позволили Тито обеспечить своим подданным максимально свободную, а учитывая географическое положение Югославии, даже, порою, райскую жизнь.