Красный вестерн

Взаимоотношения «Смелых людей» со временем, их породившим, резко отличаются от того, что имело место в случае «Секретаря райкома». В начале войны Пырьев мог себе позволить недостаточную почтительность к тому, «что нам дорого и свято». На рубеже сороковых-пятидесятых невероятной была сама мысль о том, что в кинематографе может появиться что-то живое, неподконтрольное. Все было регламентировано – драматургия, постановка, операторская работа, актерская игра, грим, костюмы, освещение, декорации…

И в этой-то атмосфере, когда даже классики, умудрявшиеся делать свободное кино и в тридцатые годы, выпускали «Белинского», «Жуковского», «Пржевальского» да «Мусоргского», Юдин снимает легкую изящную ленту, азартную и увлекательную!

Как это стало возможным?

Конечно, заказ Вождя – это заказ Вождя. Режиссер угодил своему главному зрителю – в 1951 году «Смелые люди» удостоились Сталинской премии. Прочим зрителям Юдин сделал еще больший подарок. В ситуации отсутствия нормальных отечественных картин люди глядели «Смелых людей» по десять раз. Но и потом, когда Вождь все-таки умер, а фильмов стало неизмеримо больше, эта картина продолжала в течение четверти века оставаться одной из любимейших на шестой части мира.

Это – именно юдинская заслуга. Повторилась история с «Сердцами четырех». Сделанные в 1941 году, задержанные с выпуском до сорок четвертого, они появились в последние месяцы войны и стали зримым выражением стремления людей к мирной, спокойной жизни, в которой «все стало вокруг голубым и зеленым».

Фабула фильма вполне советская. Есть конный завод. Есть молодой коневод Вася – горячий, импульсивный. Не вполне еще усвоил он правила жизни в социалистической стране и позволяет себя всяческие вольности. Не страшные, разумеется. Но и за них приходится ему держать суровый ответ пред старшими товарищами, любимой девушкой да и перед своей комсомольской совестью. А потом начинается война. Фашисты оккупируют городок и, разумеется, норовят прибрать к рукам лошадей. Но партизаны при решающей помощи смекалистого и храброго Васи срывают планы врага. Война кончается. Вася перевоспитывается, становится настоящим жокеем и побеждает на скачках.

Более того, в картине есть вещи не просто советские, а прямо-таки сталинские.

Так, в первой половине фильма возникает новый конный тренер Белецкий, присланный на замену старому заслуженному мастеру Воронову, деду любимой Васиной девушки Нади. Этот Белецкий с первого появления внушает всем подозрения, а в годы оккупации, конечно же, оказывается офицером германской разведки Фуксом.

Шпионы – вредители – диверсанты – убийцы, затаившиеся до времени, – какой же сталинский фильм может без них обойтись!

Существуют в «Смелых людях» и приметы конкретного времени – периода создания картины.

Первый «оккупационный» эпизод начинается с большой панорамы городка, в котором хозяйничают фашисты. Дедушка Воронов, ставший подпольщиком, в облике старого извозчика разъезжает по улицам. Вот он подвозит офицеров к бару. У стены афиша, извещающая о джазовом вечере.

В конце сороковых, в угаре борьбы с «низкопоклонством перед Западом», советская пропаганда вовсю обличала джаз – «музыку толстых». Так что эта афиша в оккупированном городе смотрелась тогдашними зрителями как «привет из современной жизни». Дело, однако, в том, что надзиратели за искусством, повелевшие вывесить в кадре означенную афишу, совершенно упустили из виду немаловажную деталь. В нацистской Германии к джазу относились примерно так же, как в сталинском СССР. Причины ненависти были, конечно, не классовые, а расовые, но для любителей джаза, живших в Мюнхене в тридцать восьмом или в Новосибирске в сорок девятом, было, в общем, не так уж важно, почему им запрещают слушать любимую музыку.

Впрочем, среди первых зрителей «Смелых людей» было очень немного тех, кто посмел бы поделиться с кем-либо подобными размышлениями. С течением времени картина стала легендарной, и такие мелочи уже мало кого волновали или даже воспринимались как забавная печать времени.

Кинокопии «Смелых людей» быстро изнашивались, и фабрики постоянно печатали новые и новые экземпляры. К сожалению, как правило, то были черно-белые варианты.

Смотря сегодня советские цветные фильмы начала пятидесятых, поражаешься не только фантастической яркости и контрастности трофейной немецкой кинопленки. То было первое десятилетие отечественного цветного кино. Отдельные опыты конца тридцатых лишь отдельными опытами и остались. Если бы кинематограф в СССР развивался нормально и свободно, было бы естественно ожидать режиссерского и операторского стремления к художественному использованию нового технического средства. Однако в реальной ситуации конца сороковых – начала пятидесятых годов можно найти, пожалуй, лишь три примера цветовой драматургии.

Знаменитая эйзенштейновская пляска опричников – цветной эпизод в черно-белой второй серии «Ивана Грозного» – картина была запрещена и увидела свет лишь в 1958 году.