Первые бомбы упали на окраине. Много бомб — земля раскололась, и, будто из недр ее, вырвались султаны огня и дыма, смрадом поплыли над городом, и город вздрогнул от мощной взрывной волны, задохнулся от удушья… А вторая группа «юнкерсов» уже заходила к центру, пикировала на главные улицы и площади. Тройка бомбардировщиков пронеслась почти над самыми крышами домов, открыв ураганный пулеметный огонь.
Женщины, среди которых находилась Росита, бросились в дверь лавки — укрыться под ветхой крышей ветхого здания. Росита закричала:
— Нельзя туда, крыша обрушится, и мы погибнем!
Кто мог ее услышать, если разум людей уже замутился животным страхом, если перед глазами уже стояла смерть! Роситу сжали со всех сторон, вдавили в лавку, захлопнули дверь. И даже закрыли на засов, точно забаррикадировались, точно отгораживались от внешнего мира, который валился в пропасть…
Город горел. Сотни людей гибли, корчась в муках под рушившимися зданиями, задыхаясь в чаду, молили небо о пощаде.
Но небо не внимало мольбам…
…При первом же бомбовом ударе Сантос, который в это время уже бросил мешок с банками бобовых консервов в кузов грузовичка и завел мотор, развернул машину исходу рванул ее в узкий проулок, надеясь кратчайшим путем вернуться к Росите. Однако сделать это ему не удалось: поперек проулочка лежала опрокинутая машина, из-под капота хлестал огонь. Сантос повернул назад, стороной объехал вереницу осликов, погоняемых монашками с накинутыми на голову черными капюшонами, ни дать ни взять — похоронная процессия, и уже въехал было на улицу, где осталась Росита, как вдруг впереди, метрах в ста пятидесяти, разорвалась фугасная бомба. Сантос почувствовал, как взрывная волна ударила в борт машины, и грузовичок словно подпрыгнул, а потом накренился и несколько секунд продолжал ехать на переднем и заднем левых колесах. С трудом справившись с управлением, Сантос миновал глубокую, еще дымящуюся воронку и, взглянув вдоль улицы, резко затормозил.
Вначале ему показалось, что он заблудился. Вон там, впереди, должен стоять польский костельчик, за ним — небольшой зеленый скверик, а напротив скверика — двухэтажный дом из розового туфа с увитыми плющом балконами. Еще дальше, в двух десятках шагов от этого двухэтажного дома, — лавка, где Росита встала в очередь.
Ничего этого сейчас не было, кроме скверика с поваленными деревьями. «Наверное, — подумал Сантос, — это совсем другой скверик. А груда развалин…»
Он выключил мотор и побежал вдоль улицы. Воронка на воронке, земля разворочена, по земле плывут дым и гарь. Но вот кучи исковерканного розового туфа, горят деревянные балки, кругом битое стекло, на землю до сих пор оседают клочья опаленной бумаги… А еще дальше…
Сантос остановился и закрыл глаза. Его цепкий взгляд охватил всю мертвую улицу, но четко зафиксировал лишь место, где стояла лавка. Сантос видел, что ничего там не осталось, одна лишь огромная воронка с бурой землей по краям, но верить в это не хотелось. Нет, он, конечно, что-то напутал… Мало ли сквериков и домов из розового туфа, которые могли быть уничтожены бомбежкой?
Над его головой пролетела тройка «мессершмиттов», пролетела низко. Он поднял голову и долго смотрел им вслед, смотрел с полным безразличием, думая лишь о Росите. Потом медленно, опустив голову, поплелся дальше. Чего уж там обманывать самого себя — другой такой улицы в Фигерасе нет, он, Сантос, знает этот городок как свои пять пальцев… Одна надежда: Росита могла куда-нибудь укрыться и сейчас разыскивает его так же, как он разыскивает ее.
Вдруг он увидел сидевшую на камнях старуху с перевязанной куском простыни рукой — от кисти до самого плеча. Святая мадонна, да ведь эта старуха стояла в той самой очереди, он еще тогда удивился, где это ее угораздило так пораниться… Она-то, конечно, знает, что тут произошло.
Подойдя к ней, Сантос присел рядом, спросил:
— Вы все время были тут, мать?
Она кивнула головой:
— Да. — Посмотрела на Сантоса пустыми слезящимися глазами и добавила: — Они все там.
— Кто — они? Где — там?
— Вон там. — Старуха показала на воронку с бурой землей по краям. — Пускай простит им пресвятая богородица грехи их тяжкие и смилуется над ними.
Она надолго замолчала, словно забыв о присутствии Сантоса. Но он осторожно положил руку на ее плечо и попросил:
— Расскажите, мать, как это было. Может, кто-то из них ушел еще раньше?
Старуха покачала головой:
— Нет. Когда они, те, начали из пулеметов, все наши бросились в лавку. Я замешкалась, а они даже дверь закрыли — не пустили меня, старуху. Постучала я раз и два, а они не слышат. Тогда я пошла отсюда. Ноги старые, еле двигаются, быстро не пойдешь… Добралась я вон до того переулочка, оттуда мне домой десять шагов. Но притомилась, присела прямо на землю, сижу, голову руками закрыла. А они, те, посыпались. Что-то тряхнуло меня, и я упала. А когда поднялась, посмотрела туда, где лавка… Нету… Ничего нету… Пресвятая дева Мария, за что наказала ты людей безвинных?..