Красный ветер

Когда строил планы потопления «Альбатроса», все казалось просто. Пробить дыру, вылезти из трюма, снова вплавь добраться до берега и со злорадством посмотреть, как суденышко будет погружаться на дно. А вот поднял топор — и вдруг показалось, будто сейчас нанесешь удар по своему живому телу… Сколько надежд было связано с «Альбатросом», о чем только не мечталось! Кончится нищета, не надо будет кланяться таким сволочам, как Буилья, придет достаток… Трудно, трудно своими собственными руками потопить надежды. Уйдет под воду «Альбатрос» — и ничего у Эскуэро не останется. Впереди — бродячая жизнь, похожая на жизнь старика Баутисты, поиски работы в чужом краю, поиски куска хлеба…

Минута проходила за минутой, свистел за бортом ветер, гудел штормовой Бискай, а Эскуэро все сидел в темном трюме «Альбатроса» с зажатым в руках топором и тоскливо прислушивался, как бешено бьются волны о деревянную обшивку судна. И сам не замечал, как по его щекам сбегают слезы…

* * *

Еще не доплыв до берега, он оглянулся. «Альбатрос» пока качался на волнах. Над Бискаем плясали молнии, остервенело носилась темная пена, и рваные тучи мчались с такой быстротой, будто стремились обогнать друг друга.

Когда Эскуэро, задыхаясь, выполз на берег и снова оглянулся, он не увидел даже мачт своего «Альбатроса».

И больше ничего у Эскуэро не осталось…

В эту же ночь он покинул свои края.

Несколько недель скитался по разным городам, потом, добравшись до Сарагосы, устроился подметальщиком улиц. Здесь его и застала война.

Эскуэро снимал в большом доме темную подвальную конуру, в которой негде было поставить даже кровать. В первую же получку он купил тощий тюфяк, старое одеяло и табуретку, на которую поставил таз для умывания. Привыкший к тесному кубрику «Альбатроса», Эскуэро и эту конуру считал нормальным жильем — ничего другого он сейчас и не хотел.

…Люди, одетые в армейскую форму, нагрянули к нему ночью. Ничего не объясняя, заставили одеться, затолкали в крытый брезентом грузовик и повезли по глухим улицам Сарагосы.

В грузовике на продольных скамьях сидело уже человек двадцать — здесь были и совсем молодые парни, испуганно перешептывающиеся друг с другом, и пожилые люди — рабочие, возчики, механики гаражей, кустари, какие-то мрачные типы — не то ночные воры, не то сутенеры.

К счастью для Эскуэро, рядом с ним оказался шофер-таксист, человек лет сорока, который курил одну сигарету за другой и, беспрерывно чиркая зажигалкой, украдкой присматривался к незнакомым людям. Наклонившись к Эскуэро, он тихо спросил:

— Знаешь, куда нас везут?

Тот пожал плечами:

— Не знаю.

— А сам ты кто? Откуда?

Эскуэро, почему-то проникнувшись доверием к этому человеку, коротко поведал о своих злоключениях. Тогда шофер-таксист сказал:

— Слушай, парень, нас везут на сборный пункт. Понял? А оттуда — в мясорубку. Франкистам нужны солдаты. Много солдат. Война-то пошла не на шутку… Дадут тебе в руки винтовку и погонят на фронт. Понял? — Он мрачно усмехнулся. — Пиф-паф — кто-то там и свалится от твоей пули… Может, твой отец, если он на той стороне, может, брат… Соображаешь?

— Соображаю, — ответил Эскуэро. — Но у меня нет ни отца, ни брата.

— Будешь стрелять в такого же беднягу, как сам. В рабочего человека.

— Я не буду стрелять. Не стану…

— Не станешь? Тогда франкисты прикончат тебя.

— А что же делать? — спросил Эскуэро. — Бежать?

— Куда? Тебя тут же схватят. Они устроили на нас облаву., как на волков. — Человек снова чиркнул зажигалкой, прикуривая очередную сигарету. — Слушай меня внимательно, парень. Когда на сборном пункте спросят про твою специальность, скажи, что ты судовой моторист. Им нужны разные специалисты. Это спасет тебя от немедленной отправки на фронт. А потом что-нибудь придумаешь…

Эскуэро так и сделал. Но, наверное, судовые мотористы франкистам здесь были не нужны, и его послали на аэродром. «Будешь помогать механикам по обслуживанию самолетов, — сказали ему. — Если станешь стараться — пошлем на курсы, и там получишь специальность механика».

Однако особого старания он не выказывал. Встречая машины, возвращающиеся с боевых заданий, Эскуэро мрачно глядел на летчиков, которые бахвалились друг перед другом своими мнимыми или подлинными успехами. Одни рассказывали, как здорово они вышли на цель и смешали с землей несколько батарей республиканцев, другие, захлебываясь от восторга, рисовали яркую картину уничтожения пехотной колонны, третьи докладывали своим командирам: «Мы с бреющего расстреляли какой-то сброд, сгрудившийся на площади… Это наверняка были красные…»

Эскуэро слушал, и все в нем кричало от гнева. Сволочи! Людоеды! Чем больше уничтожают людей, тем громче визжат от радости. Какие матери породили на свет этих ублюдков, почему они так ненавидят свой собственный народ?