Красный властелин

— Понял, не дурак, — Еремей улыбнулся и с сожалением посмотрел на пустые ножны. — Нам и в гости прийти не с чем.

— Думаешь?..

— Не с цветами же нас здесь встретят?

Сразу куда-то ушли усталость и голод. Застучало сердце, разгоняя кровь, а рассудок уступил место холодной злости, идущей из глубины души.

И опять осторожные шаги, сделавшие бы честь крадущемуся к мыши коту. Тридцать шагов до поворота тоннеля. Наконец-то издохшая крыса… Наклониться, забрать нож… Чуть ли не размазаться по стене, поблагодарив Триаду за отсутствие светящегося мха. Слизней тоже нет.

Есть тусклые фонари под сводом и два человека в чёрных балахонах по обе стороны от окованной железом двери. Под надвинутыми капюшонами не видно лиц. Взведённые самострелы на сгибе локтя. У правого стража чуть выглядывает краешек кольчужного рукава. Да пиктийцы ли это вообще? Колдуны привыкли надеяться на магическую защиту и почти не пользуются доспехами, кроме самых молодых. Глорхи? Вряд ли, тех не пускают в метрополию даже в качестве пищи, а тут с оружием…

Матвей дотронулся до плеча профессора и на пальцах показал, что берёт на себя левого. Подбросил в руке тяжёлый нож, примериваясь…

— Сначала я попробую, — почти беззвучно шепнул Баргузин, снимая широкий кожаный пояс.

— Пращой?

— Нет.

Еремей опустился на колени, замер. Несколько мгновений шевелил губами. Затем резкий взмах рукой, и в охранников полетела здоровенная змея с забавной трещоткой на хвосте. Энейская гремучка, способная ядовитым плевком убить лошадь.

— Вперёд!

— Там же эта!

— Иллюзия, мать твою! — проорал бывший преподаватель словесности, подныривая под удар использованного как дубина самострела. Ответил противнику сильным тычком в кадык и пояснил: — Она безопасная.

— Иллюзия? — удивился Матвей, с опаской оглядывая шипящую удавку, обвившуюся вокруг шеи второго стража. — И не боишься колдовать? Сейчас как бабахнет, и…

— Это не колдовство, — Баргузин добавил упавшему человеку ногой в висок и поморщился от неприятного хруста. — Того сам допросишь или мне заняться?

Пленник, оказавшийся обыкновенным глорхийцем, заговорил почти сразу, надеясь на милость со стороны победителя в виде лёгкой смерти, но не знал почти ничего. Их привели сюда месяц назад, как приводили многих до этого, и без объяснений поставили сторожить дверь. Место считалось спокойным, нести службу легко и безопасно, и единственное, что угнетало детей степи, — мерзкий и зловредный человечишка за следующей дверью. Именно он не давал покоя, требуя не спать на посту, не пить бузу перед заступлением, запрещая приводить гулящих девок из города. И ещё само подземелье, отнимающее силы глорхов. Два месяца, больше мало кто выдерживал — иные сходили с ума, кто-то просто отправлялся прямиком на заоблачные пастбища Небесной Кобылицы, да будет трава её сочной и мягкой. И лишь самые стойкие и доблестные отправлялись домой с богатыми подарками и великолепным оружием, подогревая желание настоящих воинов испытать судьбу.

— Врёт, — шепнул профессор. — Он прекрасно знает, что выживших убивают для сохранения тайны. Знает и боится.

— А нас?

— Нас-то за что?

— За любопытство. Или откажешься заглянуть?

— Откажусь.

— И мы свалим отсюда, так и не выяснив, что находится за этой дверью?

— Там караулка с двумя десятками глорхов.

— Всего?

— Мало?

— Вот если бы колдуны…

— Их точно нет. Колдовать здесь несколько… э-э-э… чревато.

— Бабахнет?

— Ещё как. Мало, во всяком случае, не покажется.

— Плохо.

— Ну не скажи, — профессор о чём-то спросил степняка на их лающем наречии, кивнул и быстрым движением перерезал тому глотку. — Скоро смена караула.

— Когда?

— Прямо сейчас, — Баргузин указал на дрогнувшую дверь. — Приготовься!

— Всегда готов! — ответил Матвей и влепил болт из трофейного самострела в высунувшуюся морду. — Идём внутрь?

— А надо?

— Обязательно.

Матвей Барабаш, с головы до ног перепачканный чужой кровью, пребывал в крайнем раздражении и не нашёл ничего лучшего, чем высказать претензии профессору:

— Да они же почти не сопротивлялись, Ерёма! Как сонные мухи! Не знаю, как ты, но я никогда не хотел стать мясником.

— Забойщиком, — поправил Баргузин.

— Что?

— Мясники рубят уже готовые туши, а режут скотину забойщики.

— Какая разница?

— Для них?

— Для нас.

— Никакой разницы. А ты чем недоволен-то?

Матвей со злостью плюнул на пол. С одной стороны, хорошо, что глорхийцы в караулке двигались с грацией опоенных отваром каннабисийского гриба кагулов, но с другой… Почему они так? Кто выпил силы из двух десятков не самых худших, если судить по оружию, бойцов?

— Это колдовство, Ерёма.

— Колдовство, говоришь? Можно назвать и так… Хочешь посмотреть на источник?

— Где?

— Там, за следующей дверью.

— И что же там?

— Благой Вестник.

— Сказки про Благого Вестника — дурман, придуманный магоаристократами для оболванивания пиктийского простонародья.

— Матвей, я тоже читал эту газету. И, помнится, недавно рассказывал…

— Ну… мало ли кто чего рассказывает. Вот ходят слухи, будто у некоего Эрлиха Белоглазого весьма своеобразное чувство юмора. Так?