Красный волк

Снова наблюдать, как у Хребта пытаются отлавливать редких контрабандистов, решивших торговать с еще более редкими островными «гостями»? Или без конца чинить сигнальные ловушки, испорченные волками и оленями? Майор Виц был прав: здесь ничего не происходило и едва ли начнет происходить. Будет он тут служить верой и правдой, или вдруг исчезнет, заблудившись в чаще, – никто не заметит ни первого, ни второго. А сидеть на вышке, пытаясь отчистить раздразненную совесть, можно и десять, и двадцать лет. «Какая глупость». Это больше походило на бессмысленный религиозный ритуал, годящийся для одно только самоуспокоения. Надо рассказать Текке об этой его идеи. Ей понравится. Хотя нет, не понравится, она посмеется над такой дурной слабостью и снова скажет, что кошмары не исчезнут, пока он сам не прекратит винить себя в том, в чем не было никакой вины.

Он ошибся, потом эту ошибку исправили, вот и все.

И если уж возвращать себе достоинство, так по-настоящему полезным делом, и вытребовать для такого правильную, нужную подачку – не грех. Вдруг удастся вновь поступить в офицерскую школу? Обвинения отца в измене никуда не денутся, но ведь когда целый советник Ат-шин, благодетель армии, попросит закрыть на это глаза – кто ему возразит? А потом, уже при настоящих погонах, можно будет отправиться туда, где от него действительно будет толк. Хоть бы и в Сторечье.

«Я никуда не бегу».

Все аргументы были верные и логически правильные, но после них на сердце стало еще гаже, чем прежде. Ун медленно повел окаменевшими плечами, понимая, что на несколько минут совершенно провалился в собственные мысли и что рука его болит – так крепко он вцепился в винтовку, точно хотел переломить ее, а господин Кел-шин тем временем не замолкал. Он рассказывал о каком-то театре, как сводит Текку на все постановки, что девушкам такая ерунда как будто нравится.

– Я об этих пьесах теперь знаю столько...

Вот только о ведьме высокородный как будто не знал ничего. Такую ловкую актрису, всю жизнь водившую простаков за нос, театр бы только довел до зевоты. – Я думаю, ей обязательно нужно будет увидеть...

Ун кивнул.

Пусть себе болтает.

Еще бы этот его полусорен ехал быстрее! Восточная дорога была не весть какая, ухабов на ней хватало, но здешние солдаты никогда не водили так медленно и осторожно. А что будет за перекрестком, когда они свернут на южную дорогу, где в последний шторм все размыло? «Какая мне разница», – Ун привалился плечом к окну, позволяя себе ни к чему не прислушиваться и ни о чем не думать. Иногда «Бык» покачивался, подпрыгивая на очередной кочке или выбоине, и Уна вырывало из дремоты, но ненадолго. Иногда господин Кел-шин сам расталкивал его, спрашивал какую-нибудь глупость и упорно не обращал внимания, что снова и снова получает невразумительные ответы: он просто никак не мог замолчать, его счастью отчаянно требовался собеседник. А за окном все тянулся, и тянулся великий южный лес.

– ...как по-твоему, Ун?

Ун вскинул голову, не сразу вспомнив, где находится, а потом пробормотал:

– Простите, не расслышал, – он потянулся переставить винтовку, которая начала заваливаться между передними сидениями, но она вдруг вздрогнула и, как живая, скользнула из-под руки.

«Что...»

Уна бросило назад, цевье винтовки хлопнуло по бедру, а потом автомобиль взбрыкнул, встал на дыбы, и все закрутилось.

Невидимая рука сжала Уна поперек груди, встряхнула, приложив головой о крышу, со всей силы метнула в сторону, ударила о землю, подхватила вновь и потащила по дороге.

…кто-то едва слышно подвывал жалобным, высоким голоском. Ун поморщился от этого писка, с трудом разлепил веки – мир вокруг утопал в черно-сером клубящемся мареве. Он потянулся протереть лицо, смахнуть эту пелену, и охнул. Боль пошла от плеча, по руке, а потом отдалась где-то в боку, как будто прямо в ребрах.

Кулаки и тяжелые ботинки, замах, удар, хлюпающий тошнотворный звук, и снова замах...

«Я дрался?» – попытался вспомнить Ун. Нет, это было давно. Мысли путались, и проклятый плач, от которого раскалывался череп, становился громче, словно медленно приближался, как накатывающая волна, к нему начал примешиваться ритмичный скрежет. Ун поморщился, сплюнул кровь вместе с осколком коренного зуба и часто-часто заморгал, не позволяя себе больше никаких резких движений.

Сквозь клубящуюся темноту начали проступать неясные силуэты. Что там крутилось, и крутилось, и крутилось...

«Колесо».

Уна будто ошпарило кипятком, память вернулась.

Автомобиль лежал на боку шагах в десяти от него, похожий на большое подстреленное животное. Чуть в стороне распласталась добыча поменьше. И хотя бурая пыль сжирала все прочие цвета, синий мундир был не по зубам даже ей.

«Господин Кел-шин умер», – подумал Ун, еще даже толком не приглядевшись к телу, и знал, что прав. Разве что-то живое могло лежать настолько неподвижно в такой странной скованной позе? А голова... Куда это смотрела его голова? Нос задирался выше правого плеча. Похоже, господин Кел-шин свернул шею.

Что теперь делать?