Странно, что Варран, всегда практичный, не замечал очевидного противоречия. Единственной ошибкой теперь было – уйти от места аварии так далеко. Если бы Ун мог думать тогда так же ясно, как сейчас, то не позволил бы увести себя и просто свернул бы в лес и спрятался, дожидаясь, когда можно будет отправиться по звериному следу.
С другой стороны, от этих «гостей» можно было ожидать чего угодно. Все речи Пестрой, все ее требования, произнесенные сквозь фальшивые слезы, казались самым настоящим абсурдом. Что за игру она вела? Чего хотела добиться на самом деле? Что должна была прикрыть эта нелепая история о торговле полосатыми? Разведывательную операцию? Или внезапную атаку?
«Спрошу у нее при личной встрече».
– Все же это опасно, господин Ун, – Варран никак не унимался, – они вооружены и будут настороже. Наш долг сейчас – сообщить о произошедшем.
– И дать им время запутать следы и как следует спрятаться?
Ун шагнул в сторону, чтобы обойти Варрана, но тот преградил ему дорогу. Осторожность крапчатого брала верх над гордостью и всеми правилами приличия. Слишком долго его народ держали вдали от зверинцев, они позабыли, как естественно полосатым животным дается притворство и как легко можно стать его добычей. Одна уступка, за ней – вторая, третья, и вот ты уже...
«Нет, не стоит вспоминать».
Лучше сдохнуть в этом лесу, чем поджать хвост и торопливо исполнять звериные приказы.
– Варран, у них Ив. Он полураан, но будь в нем и всего одна пятая раанской крови, я бы никому не позволил превращать его в разменную монету, – ложь далась легко, и попала в цель. Все-таки Норны всегда отличались верностью, а не сообразительностью и, тем более, не гордостью. Упрямая решимость начала стираться с окровавленного крапчатого лица. – Я не могу бросить Ива. Его нужно вытащить. Или хотя бы выяснить, где его будут держать. Ты, если хочешь, возвращайся в лагерь, как раз позовешь на подмогу. Патрули по этой дороге ездят редко, я же помню, нас хватятся только вечером.
Ун похлопал Варрана по плечу и обошел его, в этот раз не встретив никакого сопротивления. Путь на восток оказался открыт. Несколько секунд все было тихо, только попискивали комары, раздразненные запахом свежих ран, но потом послышались шаги, норн нагнал его и побрел рядом.
Что ж, одной бедой меньше. Ун не сомневался, что кое-как разобрался бы со следами в лесу, Ив едва ли смог бы идти аккуратно, но теперь, с Варраном, у него появлялось огромное преимущество, о котором дикарка и догадываться не могла.
А вот с болью все складывалось куда менее удачно.
После того как остатки туманного беспамятство вымыло из головы, она как будто стала кусать злее и, вопреки всем надеждам, униматься на собиралась.
«У меня будет всего одна попытка».
Ун пошел быстрее. Нет, он не станет превращать какую-то отбитую коленку в удобное оправдание для отступления. Боль не пройдет, что ж, значит, надо привыкнуть к ней, как будто по-другому никогда и не было, надо перестать доверять моментам, когда она вдруг затихала, чтобы потом не шипеть, снова почувствовав судорогу или россыпь уколов, вонзавшихся чуть ли не в кость.
«Будь у меня листья серого дерева», – подумал Ун и поморщился, радуясь тому, что если Варран и заметил теперь гримасу на его лице, так решил, наверное, что она от боли, а не из-за отвращения к самому себе.
Хорошо, что никто не умел читать мысли. Даже Текка с ее богами.
Когда впереди послышалась гулкая птичья перекличка, Ун уже почти мог идти, не подпрыгивая, лишь раздувая ноздри при каждом новом шаге и слегка прихрамывая. На место засады он вышел первым, обогнав Варрана, и пусть не сомневался, что никакого стрелка не существовало, но на какую-то долю секунды ощутил холодок между лопаток, словно снова поворачивался спиной к вооруженному полосатому, отдавая свою судьбу в лапы зверя. Разумеется, никакого выстрела не последовало, только с десяток синекрылых падальщиков-рвачей взлетели с дороги и заорали, рассевшись на деревьях.
Догадаться о причинах их возмущения было несложно. И автомобиль, валявшийся на боку, и тело, укрытое тонким слоем пыли, удивительным образом смотрелись здесь не более чужыми, чем кусты, трава и камни. А что принадлежало лесу – принадлежало и его падальщикам.
Ун дохромал до господина Кел-шина. Высокородный лежал все в той же странной неудобной позе, похоже, дикари его не тронули, но мелкие мухи уже начали крутиться над ним, а на щеке, прямо на большом сером пятне, не хватало куска, и из порванного мяса выглядывала беловато-розовая кость. Похоже, пир еще не успел как следует начаться. Ун с осуждением глянул вверх, на птиц, и подумал: «Ваша работа?» – а вслух спросил у подошедшего Варрана:
– Сможешь найти место, где островитянка и ее зверь вошли в лес?
Варран долго молчал, низко опустив голову, чуть ли не кланяясь трупу, потом прошептал что-то на норнском, наверное, очередную бесполезную молитву, и когда Ун уже хотел поторопить его, все-таки ответил: