Красный волк

Да какая разница, что он там о ней понял? Важно другое. То, что окружающий мир то и дело мутнел, словно к глазам Уна подносили тонкую зернистую пленку. То, что они очутились посреди ничего и путь их пролегал как будто из неоткуда в никуда и мог бы, наверное, продолжаться так вечно, потому что само время покрылось трещинами и надломилось.

Прошел ли с момента нападения час или полчаса? Да и было ли вообще то нападение?

Ун заставил себя всем весом наступить на правую стопу, зашипел от боли, скрутившей мышцы от щиколотки до колена, и сжал пальцы, сминая письмо. Варран мгновенно обернулся – из-за застывшей на подбородке крови он бы, наверное, выглядел даже грозно, если бы не встревоженный взгляд.

– Вы в порядке?

Боль помогла рассеять бредовый туман и вновь сделала мир осязаемым и настоящим.

Нет, засада была.

И был зверь, который посмел повторять раанские слова.

«Кто это тебя любит?»

– Господин Ун?

Ун остановился и медленно посмотрел по сторонам.

Лес, крепко обнимавший дорогу, предстал перед ним спокойным тихим чудовищем. Среди изгибавшихся почти как растянутые пружины деревьев и пурпурно-желтых лоз огненного плюща он видел сумрак, пронизанный редкими солнечными лучами, и больше ничего. Таким сонным, пустынным и безобидным лес являлся только чужакам.

Ун разочарованно вздохнул. Все-таки месяц с небольшим – слишком короткий срок чтобы научиться понимать дикость со всеми ее едва уловимыми знаками и полутонами. Доверять собственным чувствам не стоило.

– За нами кто-нибудь идет? – спросил он.

Тревога Варрана сменилась удивлением. Норн задумчиво почесал подбородок, сдирая засохшие бурые корки, но воздержался от вопросов, и оставалось только ждать, пока он бродил взад-вперед вдоль обочины, подолгу смотрел вверх, в переплетения закрученных веток, а иногда застывал на месте и прислушивался, наклоняя голову к плечу.

– Не могу утверждать наверняка, – наконец-то заговорил Варран, – но я почти уверен, что хвоста нет. Мы проходили мимо колонии вьюнков, они сейчас спокойны, не думаю что…

Такого заверения было вполне достаточно. Ун медленно опустился на землю, отбросил письмо, помятое, липшее к мокрой от пота ладони, и принялся развязывать шнурки на правом ботинке. Побелевшие и слегка одеревеневшие пальцы слушались плохо, но, повозившись и припомнив все норнские ругательства, он смог ослабить узел и выудить из-за голенища складной нож.

Ун смотрел на темную рукоять, но видел только пустые синие глаза. Глаза, в которых не могла задержаться ни одна осознанная мысль.

Нет, все было по-настоящему.

Он надавил на боковую панель, короткое лезвие выскользнуло из паза с привычным голодным щелчком, напомнившем тиканье настенных часов, и звук этот вернул все на свои места. Время вновь стало рекой, невозможно было не чувствовать, как течение ее безжалостно набирает скорость и шепчет: «Не успеешь, не успеешь!».

С дикарскими веревками пришлось повозиться, они были тонкими, но прочными, сплетенными из какого-то гибкого волокна. Когда Варран стряхнул последние обрезки пут, Ун кивнул, но не норну, скорее, сам себе, сложил и спрятал нож в карман и подумал: «Больше никаких задержек». Он потер покрасневшие и саднящие запястья, одернул рубашку, привычным движением заправив выбившиеся края за ремень, бегло осмотрел маскировочный плащ: тот оказался практически цел, если не считать пары небольших прорех. Что ж, все не так плохо. Без плаща в чаще пришлось бы туго, а цепляться дырами за каждую встречную ветку не хотелось.

– Вы обронили.

Ун повернулся. Варран протянул ему письмо, казавшееся ослепительно белым в перепачканной кровью и пылью крапчатой руке.

– Спасибо.

Ун снова почувствовал, как совсем близко от его лица распахивается и захлопывается, плюя слюной, клыкастая пасть, и как воротник впивается в горло, как удавка. Или петля висельницы? Сначала он порвал письмо на четыре одинаковых куска, а потом уже – в клочья, превращая слова в буквы, а буквы – в сотни черточек, которые невозможно было прочитать.

Даже под прицелом винтовки Варран сохранял совершенное хладнокровие, а теперь захлопал глазами, как ребенок на ярмарке, и это его непонимание было оскорбительным. Как будто что-то могло пойти иначе, как будто кому-то было позволено диктовать условия раанам.

– Я пойду за ними, – Ун шаркнул больной ногой по россыпи порванной бумаги.

Варран посмотрел на восток с тревогой, подходящей не солдату, а собаке, учуявшей волков. Уж не ждал ли он, что оттуда немедленно выпрыгнет целый отряд дикарей?

– Вам нельзя...

– С чего это нельзя? Кто мне запретит? Ты?

– Нет, – норн выдержал его прямой предупредительный взгляд, только на крапчатом лбу пролегло несколько глубоких морщин. – Но тот стрелок в засаде, если вы вернетесь – это будет большой ошибкой...

– Ты, правда, в это веришь? Что где-то там прятался еще один островной ублюдок, а помогать зверю связать троих солдат пошла девчонка?