Красный волк

Проклятые леса здесь вообще были повсюду, Ун за неделю насмотрелся их на всю оставшуюся жизнь, и даже от вида лесного пейзажа с озером, который удалось захватить с собой, его уже начинало мутить. Хотелось простора, хотелось видеть мир от горизонта до горизонта. В землях исконной Раании тоже царили леса, но они были воздушными, полупрозрачными, здешние же полнились тьмой и больше походили на сплошной монолит. Ну и местечко! Неудивительно, что норны, испокон веков жившие в этих жестоких краях, ничего не смогли создать и годились только быть рабами или солдатами для соренов и забытого врага. Если бы рааны оставили тут крапчатых без надзора, так они бы и вовсе одичали.

Правда, была и здесь своя красота. Птицы. Желтые, ярко-красные, пурпурные и синие. С хохолками, раздвоенными хвостами и даже когтями на сгибах крыльев. Ун никогда и нигде не видел таких удивительных птиц. Чем дальше поезд пробирался на юг, тем чуднее и чуднее встречались пернатые, а вот четвероногие наоборот становились скрытнее и опаснее.

На одном полустанке обходчик – старый, седой раан – погрозил Уну пальцем, когда тот собрался отойти в лес по нужде:

– Не ходите далеко. У нас тут недавно видели черного кота. Задерет – глазом моргнуть не успеете, – потом обходчик проводил его к высохшей луже у самого края зарослей и показал застывший в окаменелой грязи след звериной лапы, в котором легко помещалась ладонь.

Ун слегка покраснел, вспомнив, как сидел потом и дулся на судьбу, которая в очередной раз чужими руками сохранила ему жизнь и, одновременно с тем, продлила его неизбывный позор.

В начале путешествия он вообще часто впадал в крайности, и как-то даже решил, что навсегда останется в южных провинциях, но потом пришел в себя.

Его ведь не изгнали – не дождутся, сволочи, да и на Столице свет клином не сошелся. В старой Раннии было множество городов, где он сможет найти себе место, пусть бы и последним счетоводом. Да кем угодно, лишь бы не оставаться до конца своих дней в корпусе безопасности. Тем более, если подумать, через четыре года у него уже могут появиться племянники, надо будет их обязательно увидеть. А до тех пор можно ни о чем не думать. Кару теперь, считай, пристроена, и что до второй... со второй тоже все будет хорошо. И за матерью эта вторая присмотрит. «С таким-то заступником и покровителем, что ей будет», – мысль была горькой. Перед внутренним взором, точно откликнувшись на зов, возникло вытянутое лицо с бледными пятнами, обрамленное красными, зачесанными назад волосами… Ун попытался прогнать образ господина Ирн-шина, а тот как будто назло стал только ярче и живее и даже начал открывать свой лживый рот, но, к счастью, слов было не разобрать за стуком проносящегося мимо поезда.

Надо было подумать о чем-нибудь хорошем. Только не так-то много этого хорошего происходило в последние месяцы. Разве что вот позавчера... Ун вспомнил, как во время очередной стоянки поднял глаза, щурясь от жалящего солнца, и увидел в небе маленькую черную точку. С земли казалось, что железная птица плыла неповоротливо и неспешно – иллюзия эта свела в могилу многих врагов Раании. «Пойди я в летуны, – думал Ун, следя за бесконечно далекой и великой машиной, – и сейчас бы не волновался ни об отце, ни о матери…». Для летунов не существовало иной верности, кроме верности империи, и о своих былых привязанностях они забывали, как только приносили присягу.

В век прадеда железных птиц было много, что скрывать, без них Объединительная война закончилась бы, скорее всего, по-другому, теперь увидеть хотя бы и одну – считалось большой удачей. «Это добрая примета», – подумал Ун, и пока еще ощущал легкий прилив даровой смелости, решил разобраться с одним пустяковым, но неотвратимым и отвратительным делом.

Он забрался в свой вагон, достал из ранца и вспорол ножом тугой сверток, обмотанный хрустящей мясницкой бумагой. В прорези мелькнула серая ткань штанов. Ун поморщил нос. Нет, все же он еще не смирился с суровым приговором Совета. Цвет формы казался ему теперь еще более пыльным и мерзким, чем прежде.

Переоделся он быстро, привычным движением заправил рубашку за пояс, одернул короткие рукава, и даже сразу нахлобучил кепку – лишь бы глаза не мозолила своей кокардой с оскаленной собачьей головой. «Ничего, приноровлюсь и к такому виду», – с мрачной уверенностью подумал Ун, и вздрогнул, когда раздался негромкий стук по деревянной стенке. Это был Зар.

– Отправляемся через пять минут. Ничего не забыл? А то я запирать буду.

– Нет, все мое при мне.

Тяжелая створка медленно, натужно зашуршала шарниром и заслонила дверной проем, пожрав свет и без того тусклого, утреннего солнца, скрежетнули ручки запоров.