Я даже не удивилась, когда на пражском вокзале наш поезд встречали духовой оркестр и отряд совершенно игрушечных королевских солдат в такой яркой униформе, что причудливый наряд Квентина Стенхоупа, сочетавший детали военных мундиров множества стран, казался верхом сдержанности. Вообще-то я думала, что сразу замечу англичанина среди пестрой местной гвардии, но так и не смогла его вычислить. Нас тут же сопроводили к настоящей карете Золушки о четырех огромных золоченых колесах, запряженной шестеркой белых лошадей. Пока мы неспешно ехали по городским улицам, горожане с любопытством рассматривали нас. Затем по очень крутой дороге мы поднялись на вершину холма к огромному замку, увенчанному, конечно же, целым пучком высоченных шпилей.
– Башни принадлежат кафедральному собору Святого Вита и нескольким другим древним храмам, которые прославили этот выдающийся город наряду с Пражским замком, – сообщила примадонна, продолжая играть роль экскурсовода.
Великолепие пражских крепостных стен и укреплений, замка, соборов и дворцов просто не поддавалось описанию. Ирен рассказала, что большинство зданий, составляющих рукотворный архитектурный утес, датированы XVI веком, а некоторые были возведены еще в X веке, хотя четыреста лет назад сильный пожар уничтожил почти все старые постройки.
Я действительно была впечатлена грандиозной крепостью на холме – которая, по сути, занимала половину города.
Наш выход из бывшей Золушкиной тыквы на центральную площадь сопровождали лакеи в ливреях, они же провели нас через ворота кованого железа в сложную систему дворов. Первый двор излучал великолепие: его заполонили марширующие гвардейцы в парадной униформе, которая представляла собой еще более причудливую вариацию костюма Квентина. Второй двор оказался древнее и скромнее, а третий устроил нашей компании очную ставку с собором Святого Вита.
Я говорю про «очную ставку», потому что монументальная каменная громадина выглядела как живая, щетинясь кружевом великолепных орнаментов из кованого позолоченного металла, витражей и мозаики.
Когда мы миновали фонтан и стали подниматься по пролетам лестницы дворца, я чувствовала себя девушкой, которую поклонники завалили дорогими конфетами на День святого Валентина.
Наши шаги наполняли эхом залы, щедро украшенные мрамором, деревом редких пород и позолотой. Мы прошли в огромное помещение, где выстроились колонны в сорок футов высотой; бесчисленные диваны, столики и стулья казались рядом с ними карликовыми. Тут было даже шикарнее, чем в лучших номерах парижского maison de rendezvous. Благодаря сравнению я сообразила, насколько высок был уровень того борделя и как умело обстановка подстраивалась под вкусы господ вроде того великана, который ожидал нас перед створом камина, еще более внушительного, чем он сам.
На расстоянии его рост и комплекция напомнили мне Брэма Стокера. Меня посетила шальная мысль: а что если человек, которого мне представили в Париже как Брэма Стокера, на самом деле был замаскированным правителем Богемии? В Европе многие королевские особы путешествуют инкогнито.
Но когда мы с Ирен осмелились подойти к нашему царственно гостеприимному хозяину, я увидела, что волосы у него скорее золотистые, чем рыжие, а бакенбарды, хоть и топорщатся во все стороны, ничуть не похожи на бороду Брэма Стокера.
Король также был одет в военную форму – великолепный ансамбль из черно-красной шерсти, так богато украшенный золотыми медалями и орденскими лентами, что хаотичный наряд Квентина по сравнению с ним выглядел нищенским и жалким.
– Мне поклониться, сделать реверанс или упасть в обморок? – почти не шевеля губами, прошипела я Ирен, когда мы приблизились к его королевскому величеству. Я и впрямь трепетала: правитель Богемии оказался намного красивее и внушительнее английского принца Берти!
– Он немецких кровей, так что формальности всегда приветствуются, – ответила она, сметая с пола пыль в реверансе, достойном примы русского балета. Еще до того, как покинуть экипаж, она вывернула подкладку юбки простого черного платья-сюрприза Нелл, выставив напоказ украшенные изящной вышивкой клинья пепельно-розового шелка.
Я по ее примеру изобразила самый элегантный поклон, какой мне позволяли чопорное клетчатое платье и подходящая к нему шляпка, жалея, что на мне сейчас не тот изысканный ансамбль из мехового тока и накидки русского шелка, в котором я впервые появилась в «Питтсбург диспатч». Я не сторонница высказывания, что одежда делает человека, но все же хорошо и уместно одетая женщина успешнее во всем, за что ни возьмется. К тому же благодаря нарядному платью гораздо легче усыпить бдительность мужчин, внушив им, будто мы всего лишь женщины и слишком красивы, чтобы воспринимать нас всерьез. Тогда они оценивают нас весьма поверхностно и не вмешиваются в наши дела. По крайней мере, так не раз бывало со мной.