К тому времени, когда прибыла полиция, Сноумэн испарился, а всех нас полицейские заперли в бальной комнате. Они обыскали нас и дом и обнаружили столько наркоты, что какому-нибудь наркобарону в Колумбии хватило бы на месяц работы. Фиону допросили первой, так как она была единственным свидетелем происшествия.
Рики стоял вдали от всех, тупо глядя в окно. Я положила ему руку на плечо. Мне показалось, что я прикоснулась к статуе, так холодно и жестко было его тело. Он обернулся и посмотрел куда-то сквозь меня, как будто увидел привидение.
— Ее больше нет, — проговорил он, разговаривая сам с собой. — Моей Люси больше нет.
Его темные глаза потухли. Из них навсегда исчез прежний огонь.
Нас допрашивали по очереди, предъявляли обвинение за хранение найденных у каждого из нас наркотиков, задерживали, а потом отпускали до последующего уведомления. Только у одной Моники не нашли наркотиков. Мне повезло, так как у меня нашли только полграмма кокаина, который я спрятала в бюстгальтер. Молодой полицейский, допрашивавший меня, сообщил, что я, возможно, отделаюсь одним предупреждением. Полиции Бакингемшира предстояло разобраться в причинах странной смерти, так что уголовный процесс против собравшихся двадцати знаменитостей откладывался. Фиону отвезли в ближайшее отделение полиции для дальнейшего допроса. Я смотрела, как ее торжественно посадили в заднее отделение полицейской машины. Мне было так горько от сознания своей вины, что самой захотелось умереть. Полицейский, отвозивший меня в участок, откуда я должна была забрать Фиону, вел себя довольно доброжелательно, но мне показалось, что он считает нас безмозглыми шалопаями, которые сами виноваты в происшедшей трагедии. Конечно, он был прав.
Рики отказался поехать со мной.
— Разве ты не хочешь узнать, что произошло? — спросила я.
— Я и так знаю, что случилось, — отрезал он, — она умерла.
Когда я прибыла в полицейский участок, на часах в приемной было четыре утра. Я сидела на ярко-оранжевом пластмассовом стуле, уставившись на плакат с предупреждением об опасностях злоупотребления наркотиками и ждала. Я не позволяла себе думать о том, что Люси мертва. Мне была невыносима эта мысль, потому что в глубине души я понимала, что виноваты были все мы. Рассвело, и снаружи собралась толпа репортеров, фотографов и съемочных бригад с телевидения.
— Мы поможем вам уйти потихоньку с черного входа, как только отпустим Фиону, — пообещала женщина-полицейский средних лет, сидевшая за столом в приемной. — Вам и так пришлось сегодня многое испытать.
— Я уже привыкла.
— Я знаю, — добродушно улыбнулась она. — Но не ваша сестра, а она все еще не пришла в себя после потрясения.
— Я договорюсь, чтобы нас отвезли обратно в Лондон, — сказала я, роясь в карманах в поисках мобильника.
— В этом нет необходимости, — ответила женщина, — нам позвонили и предупредили, что приедут за вами.
Я подумала, что Уоррена бесцеремонно разбудили и ему пришлось организовывать наше бегство. Он будет в бешенстве. Он не приветствовал такого рода славу для своих клиентов.
В половине седьмого приехал Адам. Как только я увидела его озабоченное лицо, то вскочила со стула и бросилась ему на грудь. Только теперь я смогла заплакать.
— Откуда ты узнал, что мы здесь? — всхлипывая, спросила я.
— Я не мог заснуть и смотрел телевизор. В новостях сообщили о происшествии. Но, Лора, как ты могла вляпаться в такую историю? — говорил Адам, глядя на меня без злости, но с тревогой. — И Фиона, бедняжка Фиона! Как ей все это пережить? Про нее тоже говорили в новостях.
— Не знаю, Адам, — ответила я. — Просто ничего не понимаю.
Фиону отпустили. Ей не предъявили обвинения. Она ведь виновна лишь в том, что поддалась очарованию Люси Ллойд.
— Как ты себя чувствуешь? — с нежностью спросил Адам, обняв ее за плечи.
Фиона была совершенно потрясена.
— Люси захотела пойти ночью купаться на пруд, — тихим голосом заговорила она. — Сказала мне, что это будет здорово. Я пошла тоже, потому что она позвала меня с собой. Не знаю, почему она выбрала именно меня. Вода была очень холодная, очень темно было и страшно. Поэтому я быстро вышла из пруда. Она смеялась и доплыла до середины пруда. Я не могла ее рассмотреть, потому что она заплыла слишком далеко. И вдруг стало очень тихо.
Фиона дрожала в объятиях Адама. Я зарыдала. Мне было жаль мою умершую подругу и несчастную сестренку.
— Я ждала, когда она вернется, — продолжала рассказывать Фиона. — Мне кажется, я там простояла целую вечность. Думала, она вернется. Но вдруг я увидела, как что-то розовое плавает в воде. И тогда я начала кричать.
Мы возвращались в Лондон в фургоне Адама. Всю дорогу молчали. Фиона дрожала и бессмысленно смотрела на дорогу. Я сидела рядом и тихонько плакала. Теперь, когда я наконец смогла заплакать, остановиться было невозможно. Каждый раз, когда Адам поворачивался посмотреть на нас, лицо его выражало заботу и тревогу. На подходе к дому нам пришлось прорываться сквозь огромную толпу поджидавших нас журналистов.