– Здорово, – пробубнила та с набитым ртом. – Где таскаешься целый день? Я жду, жду! С соседом твоим устала общаться. Бдительный, черт! Трижды приходил. Боялся, наверное, что я на твое богатство польщусь, обворую!
Александра молча проковыляла к крыльцу, села слева от Ксюши. Сбросила с ног туфли, от которых ноги гудели так, что, казалось, она слышит этот тонкий болезненный звук. И тут же потянулась к ведру с яблоками.
Не польститься было сложно. Белый налив величиной с огромный кулак, светясь восковыми боками, крутой горкой дыбился из ведра. Назойливые осы тут же слетелись на запах и кружили над ведром, монотонно и нудно жужжа.
Александра осторожно подхватила за хвостик яблоко и тут же потянула его в рот.
– Куда?! Совсем очумела?!
Ксюша выдернула у нее из рук яблоко, из своей огромной сумки вытащила маленькую бутылочку с газировкой, ополоснула, и только тогда милостиво разрешила Александре есть.
– Ну! Рассказывай, где была, что делала? – Ксюша пытливо уставилась на нее. – Блузку надела, скажите, пожалуйста! Каблуки! На работу, что ли, устраивалась?! В жизни не поверю, что за ум взялась!
– И правильно сделаешь. – Александра устало кивнула. – Какая может быть работа, когда тут такое?!
– Что такое? – сразу насторожилась Ксюша и принялась копаться в ведре, отыскивая яблоко покрупнее. – Что такое?! Можешь не говорить! По физиономии вижу, пустилась во все тяжкие расследования! Ох, и дура ты, Саня! Ох, и дура! Мало трех дур, к ним четвертая прибивается!
– А ты откуда знаешь, про трех дур, Ксюша?! – ахнула Александра, перестав жевать. – То есть я хотела сказать, про трех девушек, которые погибли?!
– Здрасьте-е-е! – фыркнула та почти радостно. – Весь город знает, а я что, исключение?
– Весь город? Как весь город?!
– А так! На работу надо ходить или просто с людьми общаться, тогда будешь в курсе всех городских сплетен. А то сидишь тут, мальвами обрастаешь… – И Ксюшин пухлый палец ткнул в сторону дома, откуда нагловато выбралось два полутораметровых цветка. – Скоро шагу ступить будет некуда от этой заразы. Насажала бы лучше огурцов!..
Про огурцы Александра уже слышала неделю назад, когда маялась на автобусной остановке, намереваясь уличить в измене свою подругу и любимого парня.
И сегодня снова, словно по заказу!
Стоило ей войти под своды «Эльбруса», как тут же напоролась на разговор про эти самые огурцы. Только теперь разговор вели не женщины в ярко-оранжевых спецовках, а два пожилых охранника, собравшиеся этим добром торговать где-то много севернее.
Они так увлеклись беседой, что пропустили ее без единого вопроса. Или не внушила им опасения девушка на высоченных каблуках, в юбке и тонкой нарядной блузке.
Не остановили, ну и ладно. Она прошла в зал, где вечерами гудели стены от громкой музыки и воплей посетителей, стремящихся переорать друг друга. Выбрала столик поближе к бару и, отчаянно дрожа коленками, присела. К ней тут же подлетела официантка, положила перед ней меню и смиренно замерла в полуметре от левого плеча.
Ей очень не хотелось тратиться, видит бог, как не хотелось. Но что было делать! Не могла же она уйти отсюда ни с чем, раз пришла. А без заказа и чаевых здесь вряд ли кто и бровью поведет, не говоря уже о том, чтобы рот раскрыть.
Заказала самый простой капустный салат, картофель фри и куриную отбивную на косточке, все дешевле свиной. Пить отказалась напрочь, мысленно подсчитав, что денег не остается даже на чашку кофе. Дождалась, когда ей все это принесут, и как можно проникновеннее спросила:
– Девушка, с вами можно переговорить пару минут?
– А то! Можно и десять! Вы за сегодня второй посетитель! Это вечером и ночью падаешь с ног, а днем… Днем засада полная, ни одной собаки… Ой, простите, кажется, я что-то не то сказала…
Вертлявая девчонка лет девятнадцати, не больше, со страхом оглянулась на узкую металлическую дверь в самом дальнем углу. Потом посмотрела чуть выше, и Александра, к радости своей, заметила там камеру наружного наблюдения.
Отлично! Просто отлично! Ведь если эти камеры работают круглосуточно, то встреча покойной Инги и ее плейбоя наверняка запечатлена. И…
И что?! Прямо кинут сейчас к ее не очень красивым ногам эту видеокассету и скажут: на, мол, Александра, смотри и действуй. Но попробовать все же стоило.
– А что это у вас там? – Она указала подбородком на то место, которого так боялась молоденькая шустренькая официантка. – Тотальный надзор?
– Еще какой! – фыркнула та радостно.
Чуть отодвинулась в сторону, спрятавшись за колонной, увитой искусственным плющом. Подтянула к себе стул, и с протяжным вздохом уселась на него.
– Достают, сил нет! Хоть увольняйся, но платят хорошо, вот и торчим тут. Иногда по две смены подряд пашем.
– Да я знаю, – подхватила Александра, ковыряясь вилкой в тарелке с салатом.
Кушать после съеденных в доме Владимировых пирожных совершенно не хотелось. Денег, потраченных на ненужный обед, было жутко жаль. Официанточка, кажется, и без ее чаевых страдает разговорчивостью. Только бы направить беседу в нужное русло. Ох, вот только бы…
Они познакомились. Девушку звали Олей. Она все болтала и болтала, жаловалась и жаловалась, тут же хвасталась, и снова принималась жаловаться.
Минут через десять, когда картошка с куриной отбивной давно остыла, а в капустном салате образовался кратер от ее вилки, Александра не выдержала и прервала не в меру словоохотливую Олю.
– У меня тут подруга любила бывать, – с откровенной печалью в голосе обронила она. – И любила днем приходить. Вечером не ходила, шумно очень, не по ней было.
– Что это ты все была, да любила! Уехала, что ли?! Или умерла, прости, господи?
– Убили! – сделав страшные глаза, выдохнула едва слышно Александра.
– Да ну! – Оля подалась назад, потом опомнилась и быстренько спрятала свои остренькие лопатки обратно за колонну, увитую пластмассовым плющом. – А за что?
– Ну, ты вообще! – оскорбилась Александра вполне не притворно.
Она и впрямь не понимала, как это можно убивать за что-то! Убивать вообще никого нельзя. Скотину вон и ту жалко, но там необходимость. А люди…
Люди рождаются, чтобы жить, ну а уж коли и суждено им умереть, то пускай лучше по старости или по болезни. А убийство, как процесс прекращения жизни, Александра не принимала ни в каком виде и ни под каким предлогом, каким бы благородством – вроде эвтаназии – ни пытались его прикрыть.
– Да ладно тебе, это я так, – спохватилась Оля, виновато шмыгнув маленьким носиком, таким же подвижным и шустреньким, как и она вся. – Так чего убили? Из ревности или как?
– Кто же знает?! Красивая была, очень красивая! – Александре вспомнился огромный портрет на столе и несчастная женщина на коленях перед ним, и слезы, совершенно непритворные, закапали из глаз прямо в сердцевину капустного кратера. – Мечтала стать фотомоделью! С парнем встречалась! Здесь с ним часто бывала, наверняка и ты их обслуживала. Да разве ты вспомнишь сейчас?! Тут таких…
– Не скажи-ии, – кажется, даже обиделась слегка Оля, забывшись ненадолго и закидывая ногу на ногу так, что острый нос ее туфли вылез из-под прикрытия колонны. – У меня глаз, знаешь какой! Не хуже той гадости, что вон над той дверью крутится в разные стороны! Кто такая? Может, я знаю?
Она ее не знала! Она ее не видела никогда, в чем клялась и божилась, постукивая себя в высокую грудь аккуратным шустреньким кулачком.
– Слышишь, ты подожди, а! Я пойду сейчас у Машки спрошу.
– А это кто? – вяло поинтересовалась Александра.
Разочарование оказалось болезненным. Она уже не верила в успех своей операции. Время и деньги были потрачены впустую.
Раз такая вездесущая девушка, как Оля, их не помнила, а она ведь постоянно в зале крутится. То с какой стати какой-то Маше заметить и запомнить парочку, что забрела когда-то днем в их «Эльбрус»? Они и забрести-то могли случайно, просто потому, что это заведение слишком близко располагалось от Ингиного дома.
Машу Оля все же притащила, что-то сердито выговаривая той на ходу. Видимо, девушка не хотела идти и ввязываться во что-то, связанное с чьей-то смертью. Можно подумать, Александре этого хотелось! Но разве ее об этом спросили, подсунув труп Инги под самый нос?..
– Привет, – поздоровалась Маша с горестным вздохом. – Ты, что ли, подруга?
– Я, – закивала Александра, пододвинула стул к себе поближе, так, чтобы его тоже не было видно в глазок камеры наблюдения, и похлопала по сиденью, приглашая. – Присядьте, а! Очень хочется про нее поговорить!
Маша присела, так же как и Ольга, пристроившись за колонной.
Наловчились девчонки, нечего сказать!..
Была она очень статной, с великолепным выразительным лицом, очень красивыми руками и несколько полноватыми ногами, которые старалась прикрыть длинным подолом дорогой юбки.
– Она здесь часто бывала с этим парнем… – начала осторожно Маша, исподтишка погрозив Ольге кулаком.
– Сергеем? – вдруг вырвалось у Александры, и она тут же прикусила язык.
Ну, кто, спрашивается, просил!!! Раз влипла, мало?! Надо еще и еще прокалываться, подтасовывая имена, которые хоть когда-то где-то слышала?!
Но Маша неожиданно согласно кивнула, проговорив:
– Да, она его Сергеем называла. Я поначалу не знала, как его зовут. Он ее по имени часто называл, а она его – нет. Каждый раз, как я обслуживала их столик, во-он там они любили сидеть. – Маша указала на угол возле той самой металлической двери, над которой назойливым перископом крутилась видеокамера. – Хорошее место.
– Чем же? – не поняла Александра.
– Камера расположена под таким углом, что столик совершенно не просматривается. Единственный причем столик в этом зале, который остается вне зоны наблюдения.
– Они об этом знали?! – вытаращилась Александра, почувствовав очередной приступ болезненного разочарования.
Вот вам и здрасьте!!! Уповай после этого на технику! Все, оказывается, можно обойти и обмануть!
– Так об этом все знают, – встряла, фыркнув, Оля, устав молчать в сторонке. – И столик этот постоянно забит. Только днем и свободен.
– Они только днем и приходили. – согласно кивнула Маша. – Сядут там. Сначала воркуют, потом едят, пьют, потом целоваться начинали, часа на полтора их хватало. Потом уходили.
– Машенька, послушайте, тут такое дело.
У нее аж горло перехватило от волнения. Неужели нащупала?! Даже не верится! Пока милиция ищет маньяка, она сейчас прямо и…