Красотка печального образа

Почему-то не захотелось даже вспоминать, не то что говорить, про тот их неудавшийся первый опыт.

– Ты не за него случайно собиралась замуж?

Пирожок так и торчал румяным боком из его полуоткрытого рта, некогда было жевать и глотать, говорить и узнавать ему вдруг захотелось. Скажите-ка, какой любознательный!..

– Рома на что-то такое намекал, но теперь, сам понимаешь.

Александра вздохнула и опустила глаза, не нравился ей пристальный взгляд ее гостя, очень не нравился.

– Так что ты сказал Корабейникову относительно Ромки? – спросила она, когда Толян дожевал все-таки пирожок и принялся потрошить пакет с замороженными котлетами. – Учти, они сырые! Их требуется еще пожарить!

– Не вопрос! – подхватил он с младенческой улыбкой и вытряхнул котлеты прямо на стол. – Щас организуем сковородочку, пережарим и накормим бедную арестантку!.. Он спросил у меня, где и с кем ты была на момент его убийства, и назвал число предположительно.

– Ну? И что ты?!

– Я и сказал, что ты была со мной. Я че?! Что-то не так?

– Но ведь это неправда, Толя! Они могут привлечь тебя за заведомо ложные показания и… меня обратно в тюрьму отправить. – Она снова запаниковала так, что морозом по коже сыпануло. – Достаточно им будет допросить Коломенцева Тимоса, и все!

– Что все? Ну, что все? Ну, допросят они его, ну скажет он им, что привез тебя ко мне. Ты-то потом осталась! А это о чем говорит, а? – Толян хитро ухмыльнулся и подмигнул ей, тупо наблюдающей за тем, как он льет в сковороду масло, как бережно трамбует мамины котлетки. – А это говорит о том, что мы с тобой были знакомы и раньше. Я так Корабейникову и сказал, заранее предугадав, что Коломну они обязательно допросят. А тот, подлец, непременно всю картину испортит, как всегда… Улавливаешь?

– Нет, если честно.

– Я этому настырному следователю говорю, стала бы она оставаться один на один с незнакомцем ночью в пустом доме!.. Он ничего, проникся. Но ведь ты же его не убивала, чего злишься, не пойму!

Толян обиделся и отвернулся от нее к газовой плите. Широченная бугристая спина его сгорбилась, совсем как у дяди Коли, когда тот уходил от нее удрученный невеселыми мыслями.

И чего она, правда? Он же хотел, как лучше, а она придирается. Не соври он Корабейникову Станиславу Андреевичу, сидела бы она сейчас в своей ветровке и кроссовках на жутких нарах. Слушала бы байки бывалых теток. А так ведь дома, в тишине и покое. Парень совершенно незлобивый, а как раз наоборот, хлопочет, котлетки жарит. Умиротворение ведь одно, а не картина.

Вилка сноровисто мелькала, совершенно потерявшись в его больших крепких пальцах, масло стреляло и шипело. Сказать или нет, чтобы огонь чуть увернул, набрызгает ведь и на стенку, и на плиту? А, черт с этим. Опять скажет, что она придирается. Он же хочет, как лучше, вот и не надо, чтобы было, как всегда…

И Александра, поддавшись непонятно какому порыву, встала, подошла к Толяну и слегка погладила его по сгорбившейся спине.

– Не обижайся на меня, Толик, ладно? У меня и в мыслях не было тебя обидеть, просто я уже собственной тени боюсь.

Крепкие бугры мышц будто моментально окаменели. Тут же крышка с грохотом легла на сковородку, газ был убавлен. А она самым невероятным образом очутилась у него на руках.

– А ты не бойся больше ничего, Шурочка, – прошептал он ей прямо в рот и понес куда-то прочь с кухни. – Ничего и никого не бойся. Я рядом… А я очень надежный, это точно…