Большевики предполагали, что в долгосрочной перспективе революция гарантирует гражданам работу, бесплатное образование, медицинское обслуживание и социальную защиту, – но ничто из этого невозможно было дать всем и прямо сейчас, учитывая бедность государства и хаос послевоенного времени. В обозримом будущем стране предлагалась лишь «диктатура пролетариата». С одной стороны, это означало правление большевистской партии в, по сути, однопартийном государстве (левые эсеры покинули правительство в середине 1918 г., а прочие социалистические партии постепенно уничтожались); с другой – привилегированное положение рабочих при распределении государством скудных ресурсов. В обычном словоупотреблении тогда, как и сейчас, диктатура, как правило, подразумевала правление одного человека, присвоившего себе диктаторские полномочия: историческим примером служил Наполеон, современным – Муссолини со своей партией идеологически верных добровольцев, готовых мобилизовать в его поддержку массы. Над Муссолини, называвшим себя «дуче», советская печать от души потешалась, и о личной диктатуре Ленин точно не думал. В политбюро Ленин, несмотря на свой огромный авторитет основателя партии, настаивал на статусе не более чем первого среди равных.
Тем не менее в октябре 1917 г. он встал во главе правительства (Совета народных комиссаров), считая, вероятно, что это и будет верховный орган власти в новой системе. Но на деле все обернулось иначе. Переименование министров в «народных комиссаров» не могло замаскировать тот факт, что свою родословную они ведут от царской бюрократии, а привлечение «специалистов» не из числа коммунистов еще сильнее подрывало их авторитет. Партия, которая быстро выстроила собственную параллельную сеть региональных и местных органов, укомплектованную штатными назначенцами-коммунистами, оказалась грозным соперником в борьбе за власть. К концу Гражданской войны первым человеком на низовом уровне был, как правило, секретарь местной ячейки коммунистической партии, а председатель местного совета (который стал теперь частью государственного аппарата) переместился на второе место. В центре тот же самый процесс занял чуть больше времени в силу огромного личного авторитета Ленина как главы правительства, но ко времени его смерти в 1924 г. стало ясно, что реальная власть принадлежит политбюро Центрального комитета компартии.
В политбюро первой половины 1920-х гг. входило примерно десять человек; избирал их Центральный комитет (ЦК, в свою очередь, избирали делегаты от местных отделений партии на партийных съездах, проводившихся, как правило, ежегодно). Оно решало основные политические вопросы, но, кроме этого, существовали еще и вопросы кадровые – неотложные в ситуации закрепления нового режима у власти. Назначения на высшие партийные посты, а также должности в правительстве и армии требовали одобрения политбюро, но для работы на более низком уровне партии нужен был орган, ответственный за укомплектование штатов новой партийной бюрократии в масштабе всей страны. Эту функцию взял на себя секретариат ЦК партии, который с 1922 г. возглавил генеральный секретарь, член политбюро Иосиф Сталин. Он, в частности, контролировал крайне важные назначения на свои посты первых секретарей областных (обкомов) и районных (райкомов) комитетов партии, призванных проводить политику «диктатуры пролетариата» на местах.
Обилие новых институтов, каждый из которых обозначался собственной малопонятной аббревиатурой или сокращением (ЦК, исполком, совнарком, ВЦИК), ставило в тупик современников и высмеивалось в анекдотах, например в байке о легендарном театральном режиссере Константине Станиславском, который спутал ГУМ (Государственный универсальный магазин в Москве) с ГПУ (Главным политическим управлением), сменившим ВЧК в роли органа государственной безопасности. Но даже революционные институты имеют тенденцию сползать к привычным шаблонам. Когда новый строй укрепился, исторические прецеденты потихоньку взяли свое, и аппараты первых секретарей партии в областях и республиках начали напоминать губернские правления царских времен – не в последнюю очередь тем, что их огромная власть на местах ограничивалась лишь потребностью в неизменном одобрении из центра (со стороны секретариата и политбюро ЦК партии).
Советам теперь отводилась второстепенная роль. Выборный орган, который в 1930-е гг. станет называться Верховным советом, выполнял квазипарламентские функции, а его делегатов (выдвинутых партией) тщательно подбирали так, чтобы обеспечить надлежащее представительство рабочих, крестьян, этнических меньшинств и женщин. На протяжении большей части межвоенного периода его главой – формальным лидером Советского государства – был Михаил Калинин, заслуженный партийный деятель рабоче-крестьянского происхождения. На местах исполнительные комитеты советов, укомплектованные теперь не выборными, но назначенными Москвой кадрами, превратились в региональные и районные филиалы народных комиссариатов.