Краткая история Австралии

Дело Мабо в 1992 г. разрушило гуманитарную основу этого процесса. Решение судей Верховного суда переместило базу политики в отношении аборигенов из области применения действующего законодательства, в рамках которого парламент узаконил реституцию земель аборигенов, в сферу самих основ австралийской правовой системы. Суд не отменил суверенитет правительства, установленный в 1788 г., но признал наличие в обычном праве прав собственности аборигенов, возникших до прибытия европейцев и продолжавших действовать после того, как они заселили материк. В последовавшем затем решении по делу племени вик было подтверждено, что права на землю могут сосуществовать с другими правами на собственность. С тех пор Австралийский Союз узаконил ограничение сферы судебных решений, но их применение еще предстоит проработать, но внедрение этих новаций носит безотзывный характер. Колонизаторы оказались перед лицом того факта, что они владеют землей совместно с колонизированным населением.

Австралия как формально, так и по существу является продуктом господства Европы, которое началось пятьсот лет назад и закончилось во второй половине ХХ в. Процесс деколонизации в Азии и Африке сопровождался изгнанием или выведением имперских сил и созданием новых государств. Европейцы ушли. В колониях, заселенных европейцами, где раньше уже возникли независимые нации, этого не произошло, но оказалось необходимым изменить отношения между поселенцами и коренным народом. Новая Зеландия и Канада показали, как этого можно добиться мирным путем. Зимбабве — пример того, каковы последствия отказа от этой политики; в Южной Африке результаты остаются неясными. Поскольку на разные подходы к разрешению постколониальной ситуации влияет относительная численность коренного населения, очевидно, что претензии последнего стали гораздо более авторитетными, чем раньше. И их влияние вряд ли уменьшится.

Впервые посетив Австралию в 1987 г., английская писательница Анджела Картер была поражена обществом «бесконечно любопытствующим в отношении себя самого». Ее друзья постоянно размышляли над вопросами национальной идентификации, все время спрашивали друг друга, что значит быть австралийцем. Она подумала, что это и в самом деле результат конца империи. Все писатели, вместе с которыми она участвовала то в одном, то в другом литературном фестивале, «постоянно задавались вопросом о том, какой подтекст является постколониальным». Но эти дискуссии происходили «в контексте общества, в котором точка отсчета больше не была британской», при этом участники обсуждения «все еще пытались разобраться в самих себе». Наблюдения Картер отличались проницательностью, но ее объяснения, вероятно, были слишком британскими по стилю. Империя не просто закончила свое существование, ей грозило забвение. Точки отсчета перестали быть «британскими» задолго до приезда писательницы; проблема заключалась в том, чтобы найти новые.

Для колоний поселенцев оказалось значительно легче сбросить с себя опеку метрополии, чем самим определиться в качестве полностью автономных субъектов. Австралийский национализм возник в XIX в. в результате осознания австралийцами особости места своего происхождения. Этот национализм делал акцент на свободе и возможностях нового мира в отличие от ограниченности и бессилия мира старого. Он стал продуктом деятельности людей, обретших свободу на новом месте, где они могли сбросить тяготившие их оковы. Этот национализм создал Австралийский Союз как страну молодой нации, начавшей свою жизнь на земле неограниченных возможностей.

Однако эта Австралия сохраняла свои корни, оставаясь привязанной к бывшей метрополии деликатными узами торговли и инвестиций, постоянно уповая на могучего защитника и, кроме всего прочего, помня о своем духовном родстве с ним. Между тем, как ни стремились поселенцы освоиться на новой земле, они не могли поделить ее с теми, кто здесь жил изначально, и не захотели делить ее ни с кем-либо еще из этого региона. Подчеркнутый акцент на исключительности своих прав отразился почти в каждом аспекте внешней и внутренней политики страны в первой половине ХХ в., но привел лишь к появлению ощущения неуверенности в собственной безопасности, к возникновению чувства потерянности, одиночества и уязвимости. Эти ощущения и чувства унаследованы современными австралийцами и очевидны сторонним наблюдателям. Неслучайно один индонезийский журналист охарактеризовал австралийцев как «белое племя Азии». Это же наследие с очевидностью проявилось в кризисе с беженцами и в тревоге, поднятой в связи с охраной границ.