В ответ на эти вызовы утверждался другой коллективизм — коллективизм нации. В 1890-х годах он был институционализирован в процессе, результатом которого стал федеративный Австралийский Союз с ограниченными властными функциями, но за этими ограничениями в соглашении прослеживались более сильные мотивы — традиция и судьба. Из кризиса колониального согласия возникла непреложная австралийская государственность.
Австралийцев вряд ли можно обвинить в поспешном объединении в федерацию. Этот процесс можно отнести к началу 1880-х годов, когда планы французов и немцев в юго-западной части Тихого океана встревожили колонии, но подозрительность Нового Южного Уэльса в отношении Виктории помешала созданию чего-нибудь более существенного, чем слабый и неполный Федеральный совет. В 1889 г. пожилой и прежде препятствовавший объединению премьер Генри Паркес, рассчитывая на бессмертие в качестве отца федерации, выступил с призывом к укреплению связей. Это привело представителей колониальных парламентов на Федеральный съезд в Сиднее в 1891 г. Они разработали проект конституции, но парламенты колоний его не одобрили. Федерация возродилась, когда колониям разрешили прямые выборы делегатов на новый съезд и заранее согласились вынести его предложения на всенародный референдум. Второй Федеральный съезд проходил в 1897–1898 гг., но только четыре юго-восточные колонии дошли до референдума, и только три получили одобрение, набрав необходимое количество голосов. В Новом Южном Уэльсе для этого понадобились дополнительные уступки перед вторым референдумом, так же поступили отдаленные отстающие колонии Квинсленд и Западная Австралия. Провозглашение Австралийского Союза 1 января 1901 г. в Парке столетия в Сиднее произошло спустя более десяти лет после того, как Паркес говорил о «красной нити родства».
Альфреду Дикину, выдающемуся деятелю Виктории, для которого стремление к союзу было святым долгом, «его реальное достижение должно было всегда представляться результатом цепочки чудес». Для Эдмунда Бартона, борца за эту идею в Новом Южном Уэльсе и первого общенационального премьер-министра, завоевание «нации для континента и континента для нации» являлось исключительным достижением. Это было его главным делом и, организуя кампанию за утвердительное голосование на первом референдуме, он провозглашал: «Господь расположен дать нам эту федерацию».
Если федерация священна, то не благодаря организованному христианству. Католический архиепископ Сиднея кардинал Патрик Моран вызвал ожесточенное сопротивление со стороны протестантов, когда выступил за Федеральный съезд. Съезд сделал уступку в связи с хлынувшим потоком церковных петиций и признал в преамбуле Конституции, что народ «смиренно полагается на благословение Всемогущего Господа» при создании своего Содружества, однако в главе 116 Конституции исключалось учреждение государственной религии. Моран ушел с торжественной церемонии основания Содружества, потому что впереди в процессии шел архиепископ Англиканской церкви.
Конституция соединила британскую систему ответственного правления с американской моделью федерализма: колонии (с этого времени штаты) наделяли определенными полномочиями двухпалатный общенациональный парламент, палата представителей которого представляла народ, а сенат — штаты, при подотчетности правительства народной нижней палате. Многие из продолжительных дебатов относительно федерации касались перечисления этих полномочий и установления равновесия между опасениями малонаселенных штатов и амбициями густонаселенных. Все штаты произвели тщательные расчеты результатов объединения для их финансового положения. Купцы, фабриканты и фермеры размышляли над тем, как у них сложатся дела, когда Австралия превратится в общий рынок. По признанию Дикина, «в каждой колонии мало кто действительно чем-то жертвовал ради этой цели, не рассчитывая или не надеясь получить выгоду».