Краткая история фэндома (с некоторыми комментариями для ролевиков)

Когда фантастику начали печатать журналы, случился первый прорыв. Читатели начали писать письма в редакцию. В СССР одной из неотъемлемых функций журналов было общение с читателем. Это было прямо исходно заложено в задаче. Отделы писем и рубрики «отвечаем на письма» были везде, механизм был отлажен. Для любителя фантастики редакция журнала стала таким вожделенным собеседником, с которым можно обсудить. Ведь кто-то в редакции этот текст отбирал, общался с автором, редактировал, иногда переводил. Теперь этому человеку можно задать вопрос, поделиться мнением. Это было очень круто, но очень медленно. Журналы выходили раз в месяц. Вы написали и сформулировали мысль (допустимым образом, типа «да и нет не говорить, черное и белое не называть»), отправили в редакцию, и, допустим, письмо напечатали. Ответ на него вы увидите в лучшем случае через месяц, если редакция вообще допускает переписку на своих страницах. Чаще редакция писала индивидуальный ответ, и хорошо, если это не было отпиской. Дискуссий не происходило.

Но это уже был вид читательского клуба, хотя по современным представлениям очень убогий. И примерно к завершению оттепели, когда потихонечку стали прикручивать гайки, начали довольно массово возникать клубы. Клуб — это была вторая форма комьюнити после переписки на страницах журналов. В СССР существовали и неплохо себя чувствовали разные студенческие и заводские клубы. Были туристические, шахматные клубы, клубы самодеятельной песни и так далее. Это была легитимная форма организации снизу. И вот между туризмом и марками начали появляться КЛФ. Как правило, при вузах, иногда при библиотеках, иногда при Всесоюзном обществе книголюбов, иногда при школах, иногда при ДК. Люди приходили, обсуждали прочитанное и менялись книгами.

Чуть позже, в 70-х, появились семинары молодых писателей при Союзе писателей. Руководили ими уже состоявшиеся писатели. В Москве это были Евгений Войскунский и Исай Лукодьянов, позже — Дмитрий Биленкин. В Питере был семинар под руководством Ильи Варшавского, который позже стал семинаром Бориса Стругацкого. Были семинары в Баку, Новосибирске, Донецке, Минске (к перестройке они и породили блестящую четвертую волну, которая могла бы преодолеть проблему гетто и вытащить фантастику в серьезную литературу). Правда, семинары молодых писателей-фантастов при Союзе писателей тоже долго были вещью в себе. Но в какой-то момент они слились с клубами любителей фантастики, и первые конвенты впитали в себя, наверное, обе этих формы самоорганизации. Но я забегаю вперед. Вернемся в семидесятые.

Межклубная коммуникация поначалу была минимальна. Просто потому, что клубы мало знали друг о друге. Не было никакого способа заявить о себе и найти коллег-единомышленников. Для продвижения не было никакого инструментария. Все, что мог сделать клуб для внешнего зрителя, — прочитать лекцию про фантастику в своем вузе или библиотеке, предварительно повесив бумажное объявление на дверях того же вуза. Максимум — можно было написать в издательство и пригласить выступить того или иного писателя-фантаста. Самые наглые посылали рассказы о своих клубах в газеты.

Со временем эту ситуацию дискоммуникации начал менять свердловский (екатеринбургский) журнал «Уральский следопыт», который вообще сделал для становления фэндома больше, чем любое другое печатное издание. На его страницах появилась рубрика КЛФ и стала постоянно печататься переписка читателей, прообраз будущего фантастиковедения, фанткритики и фантэссеистики.

Параллельно происходило еще несколько важных событий.

В 1981 году состоялся первый Конвент любителей фантастики — и, кажется, вообще первое мероприятие такого типа в стране. Состоялся он как раз на базе журнала «Уральский следопыт» и назывался «Аэлита». Тут есть некоторое лукавство, потому что первая «Аэлита» никаким ни конвентом, ни фестивалем не была. Поначалу это была церемония вручения фантастической премии, а не конвент в полном смысле слова.

Премия за фантастику — это было очень круто тогда. Фантастика-то, как уже давно сформулировал Александр Беляев, была золушкой большой литературы, и никаких премий для писателей-фантастов не существовало. При повальном увлечении советских писателей премиями фантасты были этим обойдены. Даже обласканный официозом Александр Казанцев не имел до этого премий. Даже Обручев и Ефремов получали премии только за научные работы, а не за литературу.