Только через пять дней такой пытки королевская семья приехала обратно в Париж, измученная и униженная. Люди стучали по карете и выкрикивали оскорбления, пока они наконец не въехали в Тюильри. Там, по крайней мере на время, они оказались в безопасности, но теперь они уже были сломлены физически и морально. В них не осталось боевого духа.
Вскоре после попытки побега в Варенн светоч дипломатического комитета Законодательного собрания Жак Пьер Бриссо составил петицию, утверждающую, что своим побегом Людовик XVI фактически низложил себя как монарх. В воскресенье 17 июля 1791 г. огромные толпы людей сошлись на Марсовом поле, чтобы петицию подписать, а во многих случаях просто поставить не совсем твердый крестик. Конечно, произносились речи. Первым выступил Камиль Демулен, а потом громадный, с изрытым оспой лицом, молодой революционер, чья звезда быстро поднималась на небосклоне, Жорж Дантон. Однако очень скоро собрание вышло из-под контроля. Была вызвана Национальная гвардия, ее встретили градом камней. В попытке восстановить порядок Лафайет приказал гвардейцам сделать несколько выстрелов в воздух, но сборище (а это было именно сборище) даже не обратило внимания. Тогда он отдал приказ стрелять в толпу. Примерно пятьдесят демонстрантов упали замертво. Порядок быстро был восстановлен, но Лафайета уже никогда не простили. Демулен скрылся. Дантон, на котором лежала основная вина за беспорядки, бежал в Англию до конца лета.
С самого начала революции брат Марии-Антуанетты император Леопольд все больше беспокоился о безопасности своей сестры и ее семейства, но волновался также, как бы любое вмешательство во внутренние дела Франции не усугубило положения королевской семьи. Однако после катастрофы в Варенне он понял, что должен действовать. По этой причине Леопольд пригласил прусского короля Фридриха Вильгельма и брата Людовика графа д’Артуа[124]
в замок Пильниц в окрестностях Дрездена. Там 27 августа они втроем подписали совместную декларацию. В декларации заявлялось, что подписанты считают положение короля Франции Людовика XVI «проблемой, вызывающей тревогу у всех европейских монархов», и будут готовы восстановить стабильную монархию во Франции, если другие державы окажут им поддержку. Леопольд прекрасно знал, что в Лондоне правительство Уильяма Питта никогда не поддержит подобной акции, однако император тем не менее надеялся, что декларация как минимум немного успокоит сестру и зятя, а также французских политических эмигрантов, которые спаслись, перебравшись через границу. Он не думал, что это может иметь какие-либо серьезные последствия.Увы, он был не прав. Катастрофическая ошибка умозаключения. Во Франции Национальное собрание (ничего не зная о взглядах Питта, многие члены собрания, вероятно, даже не слышали его имени) восприняло декларацию как недвусмысленное свидетельство, что Австрия и Пруссия готовятся объявить войну. Желательность или нежелательность открытого вооруженного конфликта бесконечно обсуждались в многочисленных политических клубах, которые расплодились по всей стране с конца 1780-х гг. Наиболее влиятельным из них в первые годы было левое Общество друзей конституции, которое проводило свои встречи в монастыре Святого Якова на улице Сент-Оноре. Членов этого клуба обычно называли якобинцами. Изначально основанный депутатами антироялистских настроений из Бретани, клуб быстро превратился в национальное республиканское движение. Большинство его членов выступали против идеи войны, но движение отнюдь не было монолитным, включая в себя, например, жирондистов (их так называли, потому что большинство их ведущих членов являлось депутатами Законодательного собрания от департамента Жиронда на юго-западе Франции). Жирондисты тоже поддерживали упразднение монархии, но они так никогда и не создали организованной политической партии, как якобинцы. Они были лишь свободной ассоциацией отдельных личностей, в которую входили влиятельный Жан Мари Ролан и его супруга Мари Жанна, чей салон стал главным местом собраний жирондистов. Они склонялись к поддержке войны, которая, по их мнению, послужит катализатором революции, еще опасно нестабильной, и, возможно, облечет ее в более устойчивую форму. По всей вероятности, известие из Пильница добавило им уверенности в своей правоте. 20 апреля 1792 г. Людовик XVI обратился к Национальному собранию:
Господа, вы только что выслушали отчет о результатах переговоров, которые я провел с венским двором. Выводы доклада единодушно одобрены членами моего Совета, я лично тоже их разделяю. Они соответствуют многократно высказанным пожеланиям Национального собрания и чувствам, выраженным мне огромным количеством граждан в разных частях королевства. Все предпочли бы воевать, чем видеть дальнейшее унижение французского народа… Сделав все возможное для поддержания мира, как того требовал мой долг, теперь я, в соответствии с Конституцией, предлагаю Национальному собранию объявить войну.