Краткая история Франции

Раздалось несколько выкриков «Vive le Roi!» (к тому времени ставших редкостью), и военные действия начались.

При царившем во Франции хаосе было нелепо полагать, что французская армия в состоянии бросать вызов двум самым мощным государствам Европы. Более 3000 офицеров ушли в отставку, отказавшись подписывать новую присягу, из которой убрали имя короля. Запасов провианта и оружия не хватало, главным образом потому, что все разворовали. Господствующая атмосфера способствовала постоянным мятежам. Что же касается дисциплины, то ее давно не существовало. Генерала Теобальда Диллона (ирландца, несколько поколений семьи которого сражались во французской армии) убили собственные солдаты. Генерал герцог де Бирон был вынужден отменить штыковую атаку, когда его солдаты проголосовали против. Нередко под стук падающих мушкетов раздавались возгласы «Nous sommes trahis!» («Нас предали!») и «Sauve qui peut!» («Каждый за себя!»). И разумеется, во всем винили короля и королеву. L’Autrichienne конечно же посылала секретную военную информацию в Вену. Она и Людовик – предатели, их больше нельзя терпеть.

Настроения достигли точки кипения, когда вечером 20 июня 1792 г. огромная толпа (предположительно 8000 человек, женщин и мужчин, вооруженных всем, что они смогли найти или смастерить) двинулась через Парижскую ратушу и Национальное собрание на Тюильри. Они подошли к дворцу примерно в четыре часа дня. Говорят, что они нашли боковую дверь незапертой, но это маловероятно. Скорее всего, они ее вышибли. Затем толпа принялась искать короля. Прошедшие десять дней, по словам королевской горничной, Людовик пребывал в глубокой депрессии, отказываясь говорить. Однако когда ворвалась толпа, он остался спокоен. «Вот я», – сказал король, неподвижно стоя перед людьми. Сестра Елизавета обнимала его за плечи. (Королеву и детей как раз вовремя поспешно увел один из придворных. Он поместил их в маленькой комнате, которую забаррикадировал мебелью.) Невозмутимое достоинство Людовика произвело эффект. Люди успокоились и перешли в более просторную комнату, где зачитали новую петицию. Короля в алой «шапке свободы»[125] заставили отпить из бутылки «за народ», у которого, объявил Людовик, нет друга надежнее, чем он.

Это было ужасное испытание, но оно не идет ни в какое сравнение с тем, что случилось шесть недель спустя, когда до Парижа дошли известия о манифесте (практически ультиматуме), составленном графом Ферзеном и подписанном герцогом Брауншвейгским. В манифесте заявлялось, что союзники скоро вторгнутся во Францию, чтобы восстановить королевскую власть, и если в отношении короля будет продолжаться насилие, то Париж «полностью уничтожат». Это привело людей в ярость. В прошлый раз, столкнувшись лицом к лицу с Людовиком, они отпустили короля, не причинив ему особого вреда, больше они не совершат подобной ошибки. Теперь в Париж стекались депутации со всей Франции. Из Марселя подошел отряд примерно в пять сотен человек с новой вдохновляющей песней, изначально написанной в Страсбурге для Рейнской армии Руже де Лилем, молодым военным инженером. «Aux armes, citoyens!»[126] – пели марсельцы, и парижане поймали их на слове.

На этот раз в пятницу 10 августа на Тюильри пошли 20 000 человек. Дворец защищали 950 швейцарских гвардейцев при поддержке примерно 2000 бойцов Национальной гвардии сомнительной лояльности. Королю посоветовали выйти и показать себя. Бывали ситуации, как, например, 20 июня, когда Людовик поразил всех своим хладнокровием и мужеством. Но это случилось шесть недель назад, сегодня все было по-другому. «У меня стоит перед глазами, как он проходил, – написал член швейцарской гвардии. – Он был молчалив и измучен, а своей нетвердой походкой будто говорил нам: “Все кончено”». Затем он, чувствуя унижение, смотрел, как батальоны один за другим уходили, чтобы присоединиться к демонстрантам на площади Каррузель. По свидетельству королевской горничной, которая стояла у одного из окон дворца, «несколько какониров покинули посты, подошли к королю и стали совать кулаки ему в лицо». Он торопливо вернулся во дворец, чтобы присоединиться к семье и решить, что теперь делать. Швейцарская гвардия подтвердила свою лояльность, и королевская семья прекрасно могла бы оставаться там, где была; однако Людовику настоятельно советовали перейти под защиту Законодательного собрания. В определенном смысле это означало измену собственному делу, и Мария-Антуанетта решительно протестовала против такого решения, говоря, что пусть лучше ее пригвоздят к стенам дворца, но король спокойно настоял. Прибыло две группы швейцарских гвардейцев, под прикрытием которых они прошли по первым в году опавшим листьям в Законодательное собрание, где их упрятали в крошечную комнату стенографистов, пока собрание решало их судьбу.