Что касается обещанного референдума, то его результат к тому времени был предрешен. Он, как и ожидалось, стал полной победой: более 7 миллионов голосов за принца-президента и менее 600 000 против. Франция формально оставалась республикой, но с каждым днем Луи-Наполеон позволял себе все больше имперского. В первый день нового 1852 г. он переехал из Елисейского дворца в Тюильри; инициалы
21 ноября новый референдум одобрил резолюцию Сената – 7,8 миллиона голосов против 253 000, и десять дней спустя президент Законодательной ассамблеи Адольф Бийо возглавил процессию из двух сотен карет в Сен-Клу, где их ждали Луи Наполеон и Жером. «Сир, – торжественно объявил Бийо, – вся Франция передает себя в ваши руки». Луи-Наполеон ответил с такой же торжественностью, закончив речь словами: «Помогите мне, месье, создать прочное государство, в основе которого будет религия, неподкупность, справедливость и уважение к страдающим классам».
Это было замечательное достижение, к тому же всего в сорок четыре года. Теперь ему принадлежала империя – и он планировал ею насладиться.
18. Сфинкс без загадки. 1852–1870
Империя – это мир… Я хочу включить в поток великой народной реки враждебные боковые течения, которые теряются, никому не принося пользы. Нам нужно возделать обширные непаханые земли, построить дороги, оборудовать порты, сделать судоходными реки, закончить каналы, расширить сеть железных дорог… У нас много развалин ждут восстановления, много псевдобогов – ниспровержения, и много истин нам требуется привести к победе. Вот как я вижу империю…
Теперь следовало жениться: требовалось любой ценой обеспечить будущее наполеоновской линии. (Император уже назначил своим наследником Жерома, но тот был на двадцать лет старше его самого, а сын Жерома принц Луи Наполеон – по прозвищу «Плон-Плон» – являлся довольно курьезной фигурой, который не стал бы императором и за тысячу лет.) Гарриет Говард, любовница Луи Наполеона (Лиззи, как все ее называли), не рассматривалась как кандидатура. Она была куртизанкой, а куртизанки не вполне соответствуют положению императрицы. Но не стоило думать о великих королевских или императорских семьях Европы (Габсбургах, Гогенцоллернах или Романовых) и даже о сравнительно скромной Ганноверской династии: британцы поведут себя так же, как остальные и в любом случае не поддержат католика. Для всех них Наполеон III (как теперь следовало его называть) был всего лишь самоуверенным авантюристом, даже хуже своего дяди. Ему, конечно, придется поставить себе цель попроще.