Крестоносцы тем временем терпели неудачу. Зима конца 1097 года выдалась невероятно суровой и уничтожила жалкие крохи оптимизма, который еще теплился после мучительного перехода через Анатолийское плато. В дополнение к снежным буранам произошло еще и несколько землетрясений, а появление северного сияния, казалось, являлось знамением гнева небес.
Решить, что Всевышний оставил крестоносцев, не составляло никакого труда. В городе было полно съестных припасов, а благодаря протекавшей через его центр реке Оронт он еще и обладал неограниченными запасами питьевой воды. У крестоносцев, с другой стороны, заканчивалось и то и другое. Та провизия, которая еще оставалась в окрестностях, быстро истощилась, не выдержав дополнительной нагрузки в сорок тысяч человек, заставляя крестоносцев отъезжать все дальше от лагеря в поисках новой пищи. Но самое неприятное было в том, что осаждающие не могли полностью взять Антиохию в кольцо, летучие отряды защитников, знавших округу как свои пять пальцев, могли выскальзывать из крепости и устраивать засаду на христиан в тех местах, где они пытались отыскать что-то съестное.
Вскоре понять, кто же кого, собственно, осаждает, уже не представлялось возможным. Принцы-крестоносцы занимались не столько обеспечением непробиваемой блокады, сколько поисками еды, их положение приобретало все более критический характер. Рыцари, не потерявшие лошадей во время изнурительного перехода через Анатолию, были вынуждены убивать выживших животных и пускать их на мясо. Из-за повсеместной нехватки дров оно было настолько недожаренным, что его едва можно было есть, но это все же было лучше того, чем питалась остальная армия. Менее удачливые рыцари и пешие солдаты пытались ловить крыс, собак или же вьючных животных, приправляя их травой или чертополохом. Некоторые даже пытались употреблять в пищу выброшенные шкуры или копаться в навозе, чтобы найти непереваренные злаки.
К весне каждый седьмой крестоносец умирал от голода, что привело к массовому дезертирству. Когда же поползли слухи о каннибализме, принцы-крестоносцы приказали соорудить из оставшегося дерева три огромные осадные башни. Организовали несколько отчаянных атак, но все они закончились прискорбным поражением. В довершение всех бед крестоносцам стало известно о приближении огромной армии – мусульманского подкрепления под командованием могущественного Кербоги Мосульского.
О более скверных новостях нельзя было даже помыслить! Из всех соседних исламских государств Мосул был самым влиятельным, а в последнее время стал даже еще сильнее. В первые дни 1098 года, когда крестовый поход увяз под Антиохией, египетские Фатимиды успешно вышвырнули турок из Иерусалима. В Мосул хлынули беженцы, еще больше укрепив армию атабека. В дополнение к этим войскам Кербога заставил эмиров соседних территорий прислать ему в подмогу подчинявшиеся им соединения, таким образом собрав самую грозную мусульманскую армию к северу от Иерусалима.
Ее приближение посеяло в рядах крестоносцев панику, еще больше усугубив дезертирство. Самым скандальным стало бегство Петра Пустынника, который струсил и улизнул посреди ночи. Племянник Боэмунда Танкред без труда поймал его и, унизив, вернул обратно в лагерь, где тот стал молить о прощении. Он имел достаточно большое влияние на простых солдатов, чтобы его приняли обратно, но моральный ущерб тем не менее был нанесен.
Интриги Боэмунда
Впрочем, положение дел было не таким уж безнадежным, как считалось в армии. Прорехи в блокаде Антиохии, благодаря которым летучие отряды выскальзывали из города, также помогали христианским изгнанникам поддерживать контакт с родственниками, оставшимися в его стенах. Ситуация в крепости с каждым днем ухудшалась: осада продолжалась уже семь месяцев, защитники стали испытывать нехватку еды. Популярность Яги-Сиана еще никогда не опускалась до столь низкого уровня. Мало того что ему пришлось ввести строгое нормирование продуктов, так его еще и заподозрили в том, что он создал личный резерв съестных припасов и не придерживался им же введенных норм.
Боэмунд, давно дожидавшийся, когда в обороне появится подобная брешь, сумел войти в контакт с человеком по имени Фируз, который командовал башней, выходившей как раз на лагерь норманнов. Фируз был армянин, принявший ислам, дабы избежать преследований, но при этом страшно не ладил с заправлявшими в городе турками. Мало того что его недавно оштрафовали за незаконный запас пшеницы, так еще и его жену склонил к сожительству один из турецких стражей! Боэмунду понадобилось совсем немного времени для того, чтобы убедить его стать предателем.