Включение в римский мир еще больше повысило его престиж. Когда Август взошел на престол, Антиохия была третьим по величине городом империи. Ее удостоили проводить священные Олимпийские игры, покровителями которых выступала элита римского общества, в том числе Юлий и Август Цезари. В городе стояли памятники, воздвигнутые самыми разными правителями, – от Ирода Великого до Адриана.
Однако в глазах христиан Антиохия обладала особым значением. В некоторых кругах ее по-прежнему называли «колыбелью христианства», потому как именно здесь последователей Христа впервые назвали «христианами». Не менее впечатляла и тамошняя церковь, основанная якобы самим святым Петром и в этом качестве способная оспорить притязания Рима.
Вместе с Александрией, Константинополем, Иерусалимом и Римом Антиохия была одной из пяти великих патриархий христианской церкви. Если время город и не очень пощадило – торговые пути, придававшие ему такую важность и значимость, пролегли дальше к югу, – он все равно оставался самым грозным оплотом на пути в Иерусалим. За много веков Антиохия выдержала великое множество нападений и только предательство в конечном итоге позволило туркам завоевать ее в 1084 году, за тринадцать лет до описываемых событий.
Одних только невероятных размеров города с лихвой хватало, чтобы обескуражить даже самого ретивого крестоносца. Когда осенью 1097 года к нему подошла христианская армия, многие тут же пришли к выводу, что крепость неприступна. Город, расположившийся на площади порядка трех с половиной квадратных миль вдоль так называемого ложа долины, со всех сторон окружали массивные стены, выстроенные по приказу императора Юстиниана пять веков назад. Над этими кирпичными фортификационными сооружениями возвышались четыре сотни башенок, предоставляя защитникам многочисленные позиции для того, чтобы поливать осаждающих огнем. Внутри этого кольца стен возвышались скалы горы Сильпий, на вершине которой, на высоте тысячи футов, припала к земле укрепленная цитадель.
Безотлагательная разведка подтвердила удручающие подозрения. Из-за гористой местности подойти к городу с юга, востока и запада было чрезвычайно трудно, а крестоносцев было не так много, чтобы полностью окружить крепостные стены. Иными словами, о полномасштабной осаде не могло быть и речи.
Раймонд, до которого дошли слухи о том, что гарнизон города куда-то на время ушел, предложил немедленно пойти на штурм, однако Боэмунд отказался, опасаясь, что лавры за победу достанутся сопернику. Преподанный норманну в Никее урок не пропал даром. Как только Алексий установил там свою власть, крестоносцам не осталось ничего другого, кроме как недовольно ворчать. Если бы император так не поступил, Никею, скорее всего, полностью бы разграбили и, не исключено, разделили бы между победителями. В Антиохии подобного допустить было нельзя. Боэмунд намеревался взять великий город себе, а добиться этого можно было только одним способом – заставить врага сдаться лично ему. Поэтому согласиться на общее наступление, особенно предложенное Раймондом, он не мог до тех пор, пока у него не было плана.
Масштаб оборонительных сооружений и сложность стоявшей перед ними задачи качнули чашу весов в их конфликте в пользу Боэмунда. Крестоносцы после похода выбились из сил и подозревали, что столь скоропалительный штурм может обернуться самоубийством. К тому же Алексий пообещал прислать им в подкрепление свою армию. Отсрочка позволила бы войскам отдохнуть и предоставила бы императору возможность с помощью его изумительных осадных орудий значительно повысить их шансы на успех. В итоге штурм общим голосованием отклонили в пользу осады, а Раймонду пришлось стерпеть еще один унизительный удар по самолюбию.
Впоследствии у многих появились самые веские причины сожалеть об этом решении. Осада, неудивительно, оказалась совершенно неэффективной. Турецкий правитель Яги-Сиан уже несколько недель знал о продвижении армии крестоносцев и проделал поистине изумительную работу, дабы защитить город. Поскольку в турецких руках тот не находился еще даже десяти лет, большинство его населения составляли христиане. Полагаться на их преданность Яги-Сиан, разумеется, не мог, поэтому первым делом бросил в тюрьму патриарха, а большинство влиятельных настоятелей местных церквей прогнал. Тех же, кто остался, запугал, осквернив главные храмы – например, в соборе Святого Петра оборудовал конюшню для своих лошадей. Из окрестных деревень систематически изымались съестные припасы, большинство колодцев отравили. Наконец, он послал к соседним эмирам гонцов с просьбой о помощи. Ответ пришел ободряющий. Пока он укреплял местными силами свой гарнизон, ему пообещал поддержку атабек Мосула, самая могущественная фигура во всей Верхней Месопотамии, а также султаны Багдада и Персии.